Фурии принцепса

Раукус,

потроха мои зажили, и я готов отчалить из этой глухомани. Думается, и местные доминусы будут счастливы распрощаться с Коронным легионом. Слишком много молодых красавчиков, перед которыми не устоять юным селяночкам – и, к слову, я все не соберусь тебе рассказать, какой сюрприз приготовил отцу. Он им, пожалуй, подавится, но мать вправит ему мозги. Не сразу, дружище, но ты мне понадобишься, чтобы прикрыть с фланга в одном важном деле.

Только что вернулись из Родиса Мурестус и Сестааг. Я посылал их по золотому следу тех головорезов, о которых раньше рассказывал. Двор их добычей не убедишь, но, думаю, когда освобожусь здесь, я мог бы сам навестить Родиуса и Калара с компанией добрых друзей. Не хочешь принять участие? Аттису я уже написал – он готов.

Инвидия мое письмо получила. Мой отказ от отцовского предложения ее взбесил, хоть она и прячет злость между строк. Ты ее знаешь – сплошная любезность, холоднее рыбьего брюха, даже когда собирается избить кого-то до полусмерти. И отец разгневан моим отказом, но это не новость. Хотя, скажу тебе правду, я никогда ее как следует не понимал. О, роскошная женщина, умная, сильная, само изящество, – именно то, что мне требуется, по мнению отца. Но Инвидия ценит людей не дороже вороньего пера, кроме тех, в ком видит выгоду для себя. Соответственно, в столице она окажется вполне на месте, но в то же время я не совсем уверен, все ли в порядке у нее с головой.

Люби меня – и жалей – всегда.

* * *

P. S. Хорошо, что можно тебе писать. Все меньше остается людей, с которыми я могу говорить начистоту. Если бы не вы с Аттисом, я бы свихнулся после Семи холмов.

Вот тебе правда.

В ближайшие месяцы я намерен усыплять студентов лекциями по истории.

Мы еще соберемся втроем – веселой шайкой из фехтовального зала, только уже без Олдрика. Тогда во всем разберемся.

Согласен, снежный ворон?

Сеп

Как там снежный вороненок? Еще ничего не подпалил? Когда я его увижу? И его мать?

Исана сквозь слезы смотрела на листок.

Септимус. Она в каждом слове слышала его голос.

Она потянула носом – пока совсем не рассопливилась – и нашла глазами дату. В конверте виднелось и второе письмо. Она вскрыла и тоже прочла.

Это писал не Септимус. Угловатый почерк с резким наклоном вправо, и лист местами порван, словно писавший слишком нажимал на перо, так что не выдержала тонкая бумага.