Фурии принцепса

– Начало положено, госпожа, – повторил Раукус. – Мой друг Септимус выбрал вас, и он не ошибся в выборе. – Консул поклонился ей и просто сказал: – Приказывайте.

– Сиятельный, – произнесла Исана.

– Владетельная?

– Эти существа губят наши земли. Убивают наш народ. – Исана вскинула голову. – Отплатите им!

Аттикус Раукус поднял голову, взглянул твердо, холодно, ясно:

– Сейчас!

Глава 42

Едва удалились госпожа Аквитейн и царица со свитой, на площади стало удивительно тихо. Осталась лишь горстка созданий ворда и так же сократившаяся стража в ошейниках – и, разумеется, пленники.

Из которых, как остро предчувствовала Амара, ей придется хуже всех.

Она дрожала на холоде, ныли усталые мышцы, едва хватило сил свернуться калачиком, чтобы не совсем окоченеть.

– Ты и твой муж покалечили моего отца, – холодно чеканя слова, заговорил Калар Бренсис Младший. Он шел к ней с серебристой полоской ошейника в руке. – Не то чтобы я питал к отцу большую любовь, но с тех пор, как старый слайв прикован к постели, мне стало труднее жить. Ты хоть немного представляешь, как надо было изломать ему позвоночник, чтобы он таким и остался?

– Ему нельзя было шевелиться, – выговорила Амара. – Я бы с радостью его добила.

Бренсис ухмыльнулся:

– Мой отец всегда любил строптивых женщин. Я его вкусов не разделял, но начинаю понимать. – Он присел над Амарой, повертел ошейник у нее перед глазами. – Знаешь, Ладья у меня была первая. Мне, помнится, было лет тринадцать. А она парой лет старше. – Он покачал головой. – Я думал, что нравлюсь ей. Только потом сообразил, что ей могли приказать. – Его жуткий оскал и близко не походил на улыбку. – Как и сегодня.

Амара долго молча смотрела на него. Потом заговорила:

– Не твоя вина, что тебя растило чудовище, Бренсис. М-может быть, ты нич-чего не мог изменить. И за желание выжить я тебя упрекнуть не могу. – Она улыбнулась ему в лицо. – Поэтому я дам тебе еще один шанс поступить правильно, прежде чем уб-бью.

В устремленном на нее взгляде Бренсиса что-то дрогнуло. Затем он издал лающий смешок.

– Убьете меня, графиня? – сказал он. – Я сейчас отправлюсь в постель. И вы будете счастливы оказаться там со мной. – Он обвел площадь глазами. – Пожалуй, захвачу одну из своих девушек, чтобы она вас искупала. Посмотрим, не удастся ли открыть вам кое-что новое.

– Подумай головой, дурень, – сказала Амара. – Ты хоть на минуту веришь, что ворд оставит тебя в живых?

– Жизнь коротка, графиня, – с горечью ответил он. – Надо брать от нее все возможное. Вот сейчас я возьму вас.

Она не заметила, когда он мазнул по ошейнику окровавленной подушечкой пальца, но полоса металла сковала ей горло, как лед.

И наслаждение обратило мир в одно сплошное белое сияние.

Она чувствовала, как выгибается ее связанное веревками тело, и не могла этому помешать. Наслаждение было не просто телесным – хотя и телесное блаженство оказалось немыслимо острым. Но поверх этого восторга наслоилось много других ощущений. Простое удовольствие – выпить горячий кофе в холодное утро. Трепещущее волнение, с каким она смотрела на Бернарда после многодневной или многонедельной разлуки. Радость от взлета сквозь темные тяжелые облака в чистое голубое небо. Жаркая радость победы юной студентки в первых Ветряных испытаниях. Бурлящее веселье от третьей или четвертой удачной шутки на вечеринке… и тысячи других неповторимых радостей – каждый счастливый миг, все чудеса ее жизни, каждая маленькая радость тела, ума, сердца слились в одно изумительное целое.

Перед этим чувством все утратило смысл.

Она поняла бы, что плачет, если бы еще могла замечать такие пустяки.

Кто-то нашептывал ей в ухо. Кто – она не знала. И не хотела знать. Шепот ничего не значил. Все прежнее утонуло в блаженстве.

* * *

Она очнулась в залитой теплым светом комнате. Такие бывают в гостиницах, и недурных. Задрапированные чем-то мягким стены, огромная кровать. И тепло – блаженное тепло после страшного холода площади. Пальцы рук и ног покалывали, это было бы больно, если бы она еще способна была воспринимать что-либо иначе как чистое наслаждение.

Она стояла в ванне, и полунагая девушка стягивала с нее испачканную дорожную одежду. Амара покорялась ей в блаженном равнодушии. Потом девушка принялась обмывать ей лицо, шею, плечи, и Амара упивалась теплом, прикосновением мягкой тряпицы к коже, запахом мыла…

Она заметила, что Бренсис медленно кружит вокруг ванны, расстегивая на ходу рубашку.

«При всех его недостатках, – подумала она, – он очень даже красив». Она стала поворачиваться ему вслед, хотя голова с трудом держалась на шее. Она следила за ним глазами сквозь ресницы, хотя нехитрое удовольствие – быть чистой после недель в грязи – нестерпимо слепило глаза.

– Хороша графиня, – сказал Бренсис. – Вы хороши собой.

Она вздрогнула от звука его голоса, и глаза совсем закрылись.

– Волосы не забудь, – приказал Бренсис.

– Да, господин, – пробормотала девушка. Теплая вода полилась Амаре на голову, и в волосах вспенилось нежное, тонко пахнущее мыло. Амара купалась в блаженстве.