Фурии принцепса

– Как можно дальше от ворда. К людям, которых знаю как способных, предусмотрительных и лучше всех подготовившихся к войне. Я знала, что граф Бернард не один год предупреждал всех, чем грозит ворд. И решила, что свой дом он начал укреплять заранее. Графиня, если я вас предам, моя дочь останется без защиты. Графиня, я скорее захлебнусь хлещущей из носа и ушей кровью, чем пойду на это.

Амара склонила голову. Ладья точно описала смерть, ожидавшую тех, кто слишком долго носил рабский ошейник, противился ему или пытался снять без помощи того, кто его надел. Запорный механизм на ошейниках был адски сложен, однако Амара не сомневалась: Ладья, добудь она подходящий инструмент, справится.

И, сняв его, погибнет.

Ради маленькой дочки, которую держал в заложниках покойный консул Калар, Ладья выступила против консульских семей – и против самого Первого консула. Амара не сомневалась: она без колебаний пожертвует собой ради безопасности Маши.

– Хорошо, – сказала она. – Что ты можешь мне рассказать?

– Немногое. – Ладья с досадой указала на свой ошейник. – Приказы… Но я могу показать.

Амара кивнула.

Ладья снова повернулась к тоннелю, поманила ее за собой:

– Идемте.

* * *

Поставив самую прочную вуаль, какая была в ее силах, Амара припала к крыше, вместе с Ладьей разглядывая бывший рынок рабов – «вербовочную» площадку ворда.

Видала она бойни, смотревшиеся веселее.

Несколько десятков издали похожих на клопов созданий терпеливо стерегли заплетенные блестящей темной паутиной выходы, и Амара подозревала, что таких же часовых найдет на каждом городском перекрестке, у каждых ворот.

Кроме ворда, рыночную площадь заполняли алеранцы. Почти всех замкнули в разнообразных клетках, без которых невозможно удержать сильного заклинателя фурий. Заклинатели огня были окружены сочившимися из трубок над их головами струйками воды, заклинателей земли подвесили в нескольких футах над землей. Заклинателей ветра засунули в низкие и прочные кирпичные кубы, куда воздух попадал лишь сквозь узкие, не толще большого пальца Амары, отверстия. Металлические клетки для заклинателей дерева разместили подальше от толстых деревянных коробов, удерживавших магов металла.

Больше других Амару заинтересовали многослойные клетки, очевидно предназначенные для граждан. Одну, металлическую, повесили высоко над землей, постоянно опрыскивали водой и обдавали мелкой черной земляной пылью. В этой клетке виднелись несколько мокрых и перемазанных грязью людей, из которых лишь двое, судя по доспехам, были взяты в бою. Еще там были четыре женщины, захваченные, надо думать, когда ворд добрался до их домов на юге страны. Все они – да и почти все видимые с крыши пленники – лежали, вяло раскинувшись, одурманенные афродином.

Амара видела, как двое стражников в серебристых ошейниках вытащили из куба для заклинателей ветра явно одурманенного наркотиками молодого человека в разбитых доспехах. Его проволокли через площадь к аукционному помосту и подняли наверх. Там пленника грубо швырнули на доски, хотя юноша – почти мальчик – и без того был не способен к сопротивлению. Он и на ногах-то не держался.

К нему приблизились две необыкновенно привлекательные молодые женщины – почти нагие, не считая лоскутков ткани и серебристых ошейников. Одна молча принялась развязывать шнурок, на котором юноша носил какой-то амулет или украшение. Когда она забрала подвеску, пленник встрепенулся, потянулся к ней.

Вторая, встав на колени, погладила его по лицу и по голове, а потом поднесла к губам пузырек с узким горлышком. Амара видела, как шевелятся губы девушки – она уговаривала пленника выпить. Тот с остекленевшим взглядом повиновался и тут же, совсем обессилев от новой порции дурмана, распластался по настилу.

И тогда на помост быстрым шагом взошел Калар Бренсис Младший.

Амара вздрогнула. В последний раз она видела сына каларского консула, когда тот, спасаясь от смерти, с плачем взбегал по склону покинутой фуриями горы неподалеку от своего разрушенного замка, спотыкаясь о трупы отборных каларских солдат. Сейчас Бренсис был одет в белейшие шелка без малейших пятнышек грязи или крови. Длинные черные волосы пышно курчавились, словно завитые горячими щипцами и взбитые щеткой. Пальцев не видно было из-под колец, на груди рядами лежали дорогие цепи.

Они не скрывали серебристого ошейника.

Завороженная мерзким зрелищем, Амара призвала Цирруса, приказав донести звук с отстоявшего на десятки шагов помоста.

– Господин, – говорила одна из полунагих девиц. Речь ее была невнятна от вина или афродина, может быть от того и другого. – Он готов, господин.

– Вижу, – брюзгливо процедил Бренсис.

Запустив руку в стоявший тут же открытый сундук, он вытащил горсть рабских ошейников и раздраженно стряхнул лишние обратно, оставив один. Присев перед опьяненным солдатом, он нацепил ему ошейник, затем достал нож и порезал себе палец. Когда он ткнул окровавленной подушечкой пальца в защелку ошейника, молодой пленник придушенно ахнул.

Амару била дрожь.