И тут же подумала – сначала собственнически, а затем с чувством липкого страха: «Это я лучшая подруга Робин».
Но как бы отчаянно ни хотелось мне верить, что ничего дурного они ей не сделали – никак, ни при каких обстоятельствах не могли убить свою подругу, – тело, лежавшее в коридоре, окровавленные руки девушек, мои окровавленные руки – все это служило обвинением и доказательством.
«Неважно, правда это или нет», – думала я, вставая с кровати. Еще одно тело, еще одна смерть – еще одно убийство, более реальное, чем все остальные, доказательство, проникающее в нашу кожу и становящееся частью нас. Нас как стаи, нас как единого целого.
«Если только, – подумала я, – они не убьют теперь и меня».
– Какого черта ты там копаешься? – донеслось снизу сердитое шипение Робин.
– Иду! – Я отбросила свои мысли. Поппет, сообразивший наконец, что в доме что-то не так, подал голос: ровное жалобное мяуканье, за которым последовал глухой стук, скрип и шипение. Войдя в столовую, я увидела, что кот забился в угол и, яростно размахивая хвостом, не сводит с девушек широко раскрытых желтых глаз.
Алекс перехватила мой взгляд и засмеялась.
– Если ты собираешься прочитать нам лекцию о жестоком обращении с животными…
– Не собираюсь. – Я передала ей стопку одежды и принялась расстегивать джинсы, потом натянула треники, почувствовала, как ткань натянулась на бедрах: размер у Софи был как минимум на один, а может, и на два меньше моего, к тому же она выше ростом.
Глядя на мои усилия, Робин усмехнулась.
– Классные штанцы.
– Да пошла ты, – вспыхнула я.
Пока остальные переодевались, смывая кровь в кухонную раковину и переговариваясь очень тихо, так что ничего не было слышно (хотя услышать хотелось), я стояла у окна и вглядывалась в узкую, шириной в мелкую монетку, щель. Темнело, небо становилось багрово-золотым. Сердце отчаянно колотилось в груди – каждый удар заставлял вздрогнуть; проехала машина, я отошла от окна к обеденному столу, по дороге споткнулась. Стакан соскользнул со стола и разбился о край стула.
– О господи, Ви. – Робин нервно огляделась. – Ты что, убить меня хочешь? – Она перебросила мне зажигалку. Я тупо уставилась на прозрачный розовый баллончик с газом.
– Готова?
– Ты хочешь, чтобы я?.. – Я не сводила с нее глаз.
– Но этого же требует простая справедливость, – сказала она как будто совсем беззлобно: просто из детского понятия о справедливости между друзьями. – Ну же, – она шагнула ко мне. – Ты сможешь.
– Нет, – слабо выговорила я.
– В таком случае давай вместе.
Она вытащила из камина смятую газету и протянула мне.
– Робин, я…
– Давай же, Ви, действуй. Другого пути уже нет.
Я вспомнила рукопись, найденную в гараже: рассказ про них, про нас, наша общая история – теперь уж точно общая, мы вместе пролили кровь. Она стиснула мое плечо, ее пальцы были еще влажными и пахли мылом.
– Ну, подружки, вперед, – сказала она и добавила с кривой усмешкой: – Командная игра.
Я щелкнула зажигалкой, вспыхнул и тут же погас язычок пламени. Она засмеялась, я тоже, несмотря на все случившееся, несмотря на покойника, уставившегося на нас стеклянными глазами.
Я встряхнула зажигалку, снова щелкнула; на сей раз язычок не погас, пламя охватило бумагу, во все стороны полетели искры. Робин швырнула газету в камин, мы вышли на свежий воздух, закрыв дверь за своими тайнами, и растворились в свете дня.
Глава 14
Аннабел отступила от стоявшего посреди комнаты мольберта. Сложив на груди руки, она поочередно оглядывала нас, мы, в свою очередь, всматривались в факсимильную копию картины: на ее глянцевой поверхности были хорошо различимы мазки кисти. Закатанные рукава, струи крови, словно застывшие в воздухе, четкое распределение светотени, убийство в ночи… Все так знакомо, образы, отпечатавшиеся в сознании каждой из нас.
– «Юдифь, убивающая Олоферна», – провозгласила наконец Аннабел. – Кисти Артемизии Джентилески. Женщина-художник изобразила женщину, убивающую мужчину. Вы, все четверо, легко узнаете эту сцену.
У меня перехватило дыхание; только бы не смотреть на остальных, умоляла я себя, хотя от невысказанного вопроса – неужели ей все известно? – все равно не уйти. Он висел в наэлектризованном воздухе, картина оживала у нас на глазах кошмаром памяти; на миг я даже почувствовала терпкий запах крови, как она липла к рукам. Наверное, именно так, всеми органами чувств, ощущается вина.
Аннабел медленно опустилась на стул, шумно выдохнула, закрыла глаза.
– Или, по крайней мере, должны были бы узнать. Потому что если вы все еще не приступили к выполнению последнего задания, то уже поздно.
Робин вздохнула едва слышно; мое сердце колотилось о ребра так, что казалось, это, напротив, слышно всем.