Поль Франсуа Жан Николя Баррас[28] — потомок старинного, но небогатого дворянского рода из Прованса, — являл собой ярчайший тип политического деятеля эпохи заката Революции. В лице этого экстравагантного авантюриста и прирожденного хищника воплотились все самые омерзительные черты «героев 9 термидора»: наглая бравада, неуемное стяжательство, тщеславие нувориша, стремящегося выставить украденное напоказ, суровость по отношению к слабым, трусливое приспособленчество в отношении сильных, полнейшая нравственная развращенность, заставлявшая многих вспоминать об «эпохе регентства»[29], цинизм и самолюбование. Пожалуй, лучшую характеристику Баррасу дал Альбер Сорель: «Он, — писал Сорель о Баррасе, — благовоспитанный человек с приличными манерами, весьма решительного характера, жесткий, одинаково способный на всякого рода coup d’état[30], готовый похитить государя, разграбить монастырь, завоевать колонию, подавить восстание, разогнать собрание, смотря по интересу минуты… соединяя всю испорченность старого порядка со всем цинизмом революции, жизнь его представляет как бы разыгрываемый на сцене реалистов роман конца века, развратный, похотливый, кровожадный, в роскошном переплете и с гнусными иллюстрациями»{188}. Современники вполне обоснованно считали этого «решительного человека»{189}способным на любую низость. Среди политических пигмеев времен Директории он в этом отношении даже выделялся, как самая крупная фигура государственного деятеля. Из всех жизненных приоритетов главными для Барраса были богатство и власть. Причем и то и другое можно и нужно было обрести любыми способами, не останавливаясь перед предательством, вымогательством, обманом, интригами, грабежом и банальным воровством. Но и власть Баррасу нужна была лишь потому, что, обладая ею, он мог иметь сколько угодно денег. Под стать Баррасу был его близкий товарищ и соратник Фрерон. «Путешествуя однажды вместе с Фрероном, Баррас «потерял» как-то 800 тысяч ливров казенных денег, причем в ответ на запрос по этому делу оба объяснили, что их карета по несчастной случайности опрокинулась в болото, где потонул безвозвратно портфель с казенными деньгами»{190}.
Вернемся, однако, к событиям осени 1795 года. Почему тогда Баррас извлек Фуше из политического небытия? Конкретную причину «высочайшего» покровительства, оказанного бывшим виконтом бывшему монтаньяру, теперь назвать вряд ли возможно. Кто знает, может быть, Баррас припомнил опыт совместной работы с Фуше в Комитете по морским делам и колониям. Не исключено, что еще большее значение для директора имели воспоминания совсем другого рода, связанные с участием коллег в заговоре 9 термидора.
Четверть века спустя, находясь в изгнании, экстеррорист поведал об экс-директоре, в то время тоже изгнаннике, следующее: «Из всех членов Директории, — писал Фуше, — лишь Баррас был доступен своим прежним… коллегам; он… заслужил свою репутацию любезностью, прямотой и щедростью, характерными для уроженцев юга. Не будучи человеком искушенным в политике, он обладал решительностью и определенной ловкостью. Чересчур суровые суждения о его манерах и моральных принципах касались больше того двора, который его окружал и кишел пиявками обоего пола… он усвоил манеры республиканского принца, выезжая на охоту, содержа своих гончих, свой придворный штат и своих любовниц»{191}.
На исходе осени 1795 г. в компетенцию Фуше вошли сбор и отправление в армию дезертиров и граждан первого призыва. Это занятие было малоприбыльным и малопочетным одновременно. Об отношении к нему неблагодарных «приятелей» Фуше, кипя от злости, писал: «Так, при республиканском правительстве, основателем которого я являлся, я был если и не подвергнут преследованию, то находился в совершенной немилости…»{192}. Обстоятельством, еще больше ожесточившим Жозефа, был его вынужденный переезд из Парижа в Нар-бонн. Разумеется, переезд связан со служебными обязанностями Фуше, но его это мало утешает. Опять, как и в 1792 году, ему еще только предстоит поездка в Париж. Надо все начинать с нуля. К столице он продвигается медленно, но упорно. «Я имел терпение, — писал Фуше в мемуарах, — подождать; и в самом деле ждал довольно долго, но не зря»{193}.
Весной 1796 г., по окончании своих трудов с дезертирами, Фуше с семейством перебирается в городок Сен-Ло, находящийся в 30 милях от Парижа. Здесь он занимается откормом свиней, сучением льна, — и тем и другим без особенного успеха. Разводить свиней гражданин Фуше берется вместе с компаньоном, ссудившим ему деньги. На ссуду Жозеф покупает маленьких поросят, чтобы, откормив их, продать потом за двойную цену. «Свиной бизнес» чуть было не окончился судебной тяжбой, так как Фуше пожелал заполучить львиную долю дохода от совместного предприятия. На помощь экскомиссару пришел Баррас{194}.