Полицейское ведомство предпринимает энергичные шаги с целью положить конец бандитизму, ставшему поистине национальным бедствием в последние годы Директории. «Всякий день, — вспоминала современница, — слышали о поимке какой-нибудь шайки разбойников, останавливавших дилижансы, или поджигателей[43]
, или делателей фальшивой монеты: эти последние были особенно многочисленны»{275}.Первые недели, прошедшие после государственного переворота, ознаменовались «наступлением консульского правительства на анархистов» (т. е. на якобинцев). Инициатором этого наступления был Сийес{276}
. Обосновывая необходимость репрессий, он говорил: «Всегда для начала новая власть должна продемонстрировать свою силу»{277}. Через неделю после захвата власти новое правительство поручило Фуше составить проскрипционный список противников режима. Фуше, по его словам, не одобрял принятие репрессивных мер против якобинцев{278}, но список, разумеется, составил. В него попало 55 наиболее непримиримых врагов «революции 18 брюмера».«По традиции революционеров, по старой привычке обращаться с побежденными, как с виноватыми, — писал А. Вандаль, — полиция охотилась за ними». Сам министр полиции куда больше опасался роялистов, активность которых резко возросла зимой 1800 г. 21 января 1800 г. (в годовщину казни Людовика XVI) Париж был буквально наводнен роялистскими листовками и плакатами. Одну из своих прокламаций монархисты даже ухитрились наклеить на Статую Свободы, хотя она находилась под постоянной вооруженной охраной»{279}
.В имевшей широкое хождение книжке под названием «Ирма», читатели находили трогательный рассказ о горестной судьбе герцогини Ангулемской (дочери казненного короля){280}
. «Фуше справедливо утверждал, что Вандея, усмиренная, по-видимому, была все еще в огне; что шайки мятежников занимали там все дороги и что в Бретани нельзя жить»{281}.Соглядатаи Жозефа не теряют времени даром. Одно за другим на стол Фуше ложатся досье на «партизан» легитимизма. «У министра полиции, — замечает чешский исследователь Я. Шедивы, — имелся список почти ста пятидесяти тысяч… эмигрантов, составлявший девять толстых томов, и его шпики весьма энергично трудились среди беженцев»{282}
. Фуше пытается справиться с роялистским движением апробированными со времени Директории методами. Ему удается арестовать нескольких членов так называемого «Английского комитета», заполучить ряд роялистских документов. Схваченный агент роялистов Дюперон сообщает Фуше имена множества своих соратников. Вместе с тем, преследуя монархистов, Фуше не пытается загнать их в угол, ожесточить, обречь на вечное сопротивление республиканскому режиму. Он действует гибко, ловко, сочетая, казалось бы, вовсе не сочетаемые вещи. В официальном циркуляре от 6 фримера (27 ноября) 1799 года министр полиции торжественно предает проклятию эмигрантов, которых Отечество «навеки извергает из своего лона». Но вслед за патетической анафемой он заявляет: «Да будет ведомо тем, кто еще верит в химеру восстановления королевской власти во Франции, что республика ныне упрочена. Пусть фанатики оставят надежду добиться господства не знающего терпимости культа; правительство равно покровительствует всем исповеданиям, не поощряя ни одного из них в особенности». — Правительство равно покровительствует всем исповеданиям, — эти слова, сулящие жестоко гонимому католицизму мир и наравне со всеми защиту закона, были произнесены известным осквернителем церквей, страшным иконоборцем 1793 года. Но Фуше умел всегда быть на высоте положения; он со своим тонким чутьем первый проникся новыми веяниями, исходящим от правительства духом умеренности. Когда дело доходит до обсуждения закона об эмигрантах, Фуше предлагает свою редакцию закона, чудеснейший образец лицемерия: «всякое лицо, осужденное на ссылку, с обозначением имени, без предварительного суда, постановлением законодательного корпуса, не может вернуться на территорию республики под страхом быть рассматриваемым как эмигрант, если только оно не получит на то от правительства особого разрешения». Вся благодетельность закона в этом вводном предложении, вставленном в конце фразы: на первый взгляд, текст его как бы подтверждает и возобновляет проскрипцию, но эта закорючка дает возможность исполнительной власти вернуть каждого из пострадавших в отдельности или же произвести выбор между ними.