Футуризм и всёчество. 1912–1914. Том 1. Выступления, статьи, манифесты

Опубликовав манифест, Маринетти и его друзья – их имена Лучини²⁶, Буцци²⁷, Палаццески²⁸, Каваккиоли, Говони, Альтомаре, Фольгоре²⁹, Кардиле, Фронтини³⁰ и другие³¹ – начали проповедь в Италии; сперва в Триесте, потом в Милане, Турине, Неаполе, Венеции, Падуе, Ферраре, Палермо, Мантуе они выступали в театрах, читали и печатали доклады, затрагивая и местные, и общие темы, говоря о политике и об искусстве. Трудно передать, какой шум вызвала эта проповедь. В Парме на улицах разыгралась подлинная футуристическая революция, и потребовалось вмешательство войск³². В Неаполе сцена была закидана всем, чем попало, и Маринетти, не желавший её покинуть, был бы горько побит, если бы вдруг не поймал на лету брошенный в него апельсин, не очистил его и не принялся медленно есть. Этот остроумный жест изменил настроение толпы, и буря кончилась приветствиями³³.

В < 1 >910 году Маринетти издаёт в Париже роман «Mafarka-Футурист», где выражена вся идеология футуризма³⁴, а затем в Италии – перевод. За последний его привлекали к суду, обвиняя в оскорблении нравов. Был любопытный процесс, кончившийся оправданием подсудимого. Но прокурор перенёс дело в апелляционный суд, приговоривший Маринетти к двум месяцам тюрьмы³⁵.

Вот Маринетти уезжает в Париж, где читает ряд докладов в Студенческой Ассоциации в марте месяце позапрошлого года³⁶, и в Лондон, где говорит о футуризме и «жалком» Рёскине³⁷ в «Ликеум-Клубе»³⁸. Осень приносит столь желанную войну с Турцией³⁹. Маринетти на войне, которую прославляет в книге «LabatailledeTripoli»⁴⁰. Весну прошлого года он проводит в Париже, открывает Первый Салон Футуристов, состоявшийся в феврале месяце в Галерее Бернгейма⁴¹. Там – вновь доклады, часто кончавшиеся потасовками. За это немного<е> время влияние футуризма растёт, растёт и количество его приверженцев. Это влияние простирается даже на врагов⁴² – вспомните «Песнь о Дарданеллах» Аннунцио⁴³ и последние работы Пабло Пикассо⁴⁴. Прошлая осень приносит новую войну – балканских народов с Турцией⁴⁵, и присутствие на ней Маринетти счёл для себя обязательным⁴⁶.

Не будем распространяться. Мы говорили о Маринетти потому, что он является и главой, и вершителем судеб основанного им направления. Человек большой культуры, деятельный и предприимчивый, он явился именно таким вождём, который был нужен футуризму⁴⁷.

Однако за эти несколько лет сам футуризм претерпел изменения. В нём наметился некоторый внутренний разлад, разделивший более молодых от основателя. О нём мы скажем. Мы же лично приверженцы основателя и его идеалов. В изложении системы футуризма я буду пользоваться манифестами и книгами Маринетти и его частной перепиской.

<2>

Итак, милостивые государыни и милостивые государи, мы подошли к определению футуризма. Я сказал, что он вызван двумя причинами – необходимостью связать искусство с жизнью и необходимостью отрешиться от прошлого. Отсюда ясно, что футуризм – явление общее для всех народов, несущих новую, механическую культуру. Отсюда ясно, что он принадлежит не только искусству как таковому, но <это> духовное течение, особая религия, охватывающая всю нашу великую жизнь. Он выявился во всех областях: и в политике, и в науке, и в искусстве. Великий поэт символист Константин Дмитриевич Бальмонт так отмечает разницу в восприятии жизни между символистом и реалистом⁴⁸. Символист сядет у окна и, отрешившись от повседневности, будет наблюдать толпу. Присмотревшись, он начнёт понимать намёки и тайны её движений. Реалист же наблюдает, идя по улице, мешаясь с людьми, живя <с ними> одними задачами. Если же вы хотите знать, как нужно воспринимать улицу, что<бы> воспринимать футуристически, вы должны наблюдать толпу из автомобиля. Лучше, если одновременно будете шофёром. Будем же шоферами! Перед нами будут скользить лица, возникать препятствия, пересекая улицы, мы будем задерживать восторженный бег машины и подавать сигналы, глядя, как проползает царственная толпа. Наши чувства обострятся, и цепь событий, оттенков и лиц позволит нам так глубоко понять динамику жизни и суть круговорота, как это никогда не удастся ни символисту, ни реалисту. Реалист – участник движения, но не отрешённый, символист отрешился от повседневности, но вне движения. Футурист же над толпой и одновременно в общей сутолоке. Мало того, его наблюдение заключает в себе основы, которые, наряду со строительством, отличают нашу жизнь, – именно лихорадочность и стремление к всеприсутствию. Что, как не лихорадка, толчея и беснование улиц, что, как не стремление к вездесущности, которую даруют нам газеты, кинематографы, телеграф, телефон, поезда, аэропланы, автобусы – с их слишком ещё медленными скоростями, – что, как не они отграничивают нас от постылого прошлого. Но мы не боремся против прошлого как такового. Пусть лишь оно не мешает нам идти вперёд.