Футуризм и всёчество. 1912–1914. Том 1. Выступления, статьи, манифесты

Фон слагается из лучей, создающих предметы, т. е. излучаемость предмета творит его фон, а если писать фон, то этот последний творит предметы. Если лучи окружающих предметов имеют яркое влияние на тот, который в данный момент пишется (сохраняем это традиционное выражение ради простоты), то они вплетаются в него и создают новые формы и новые эффекты совершенно особого характера, не существующие среди тех, которыми мы оперируем и, может быть, не существующие вовсе; тут-то и начинается творчество, называемое «лучистым» приёмом, которое, благодаря всему вышесказанному, принципиально близко картинной плоскости и является символом всех существующих живописных форм, ибо любую вещь любого художественного направления лучист может воспроизвести и одновременно преобразить (например, с кубистской или футуристской картины можно написать лучистую). Таким образом, уничтожение старого искусства достигается вполне без сжигания и разрушения художественных галерей и музеев, так как всё отходит в область предания и восприятий не художественных, а обыкновенных реально-предметных, бесконечное же перекрещивание лучей, рвущихся с лучистых картин, творит новые формы, свободные и не зависящие от трёх измерений, в пределах которых до сих пор существовала живопись.

Мало того, лучизм обогащается ещё тем, что принимает во внимание не только внешнюю излучаемость, но и внутреннюю спиритуалистическую.

В своих лучистых работах Ларионов отказался от писания натюрмортов, движения улиц, описания предметов, а пишет просто «стекло»²⁰⁷, как универсальное состояние стекла со всеми его проявлениями и свойствами – хрупкостью, колкостью, остротой, прозрачностью, ломкостью, способностью звенеть, т. е. сумму всех ощущений, получаемых от стекла, так же пишет «камень», «мясо», «жесть», «дерево», где все живописные средства соответствуют самим себе.

Лучизм последнее слово Ларионова, правильней – последний мазок, как последнее слово Гончаровой – жанровые примитивы.

Мы уже сказали, что их достижения ставят их во главе нынешних русских художников. Однако им осталось ещё много лет деятельности, и они могут дать даже больше, чем дали, хотя основные тенденции их искусства определились с достаточной ясностью, <так> что мы решились писать эту статью.

После долгой засухи в пустыне русской городской живописи мы видим буйную зелень молодых деревьев. И на деревьях плоды.

Судьба русского искусства странна. На этот раз она благоприятна.

Наталия Гончарова и всёчество

I.

Милостивые государыни и милостивые государи, прошу вас встать. Футуризм умер. На смену ему идут новые строители, более сильные и прекрасные. Неуклонной и честной работой они подготовили его смерть. Они пришли. Имя одного из них – Наталия Гончарова, о которой мы будем говорить.

Поистине недолговечным было господство футуризма. Но сделано много. Как накануне головокружительных устремлений всегда пляшет душа, так футуризм овозможнил невозможное. И кто бы мог полагать – после неслыханных дерзостей, униженных ценностей, перевоплощения мозга в аэроплан²⁰⁸, красотных откровений и бунтов – придёт нечто ещё более неслыханно дерзкое, дробящее, бунтующее, которое ничуть не отделяет футуризма от его врагов и валит всех в одну кучу стадного тупоумия.

Вы всегда слепы и глухи и ничего не знаете, пока камни не обрушатся на вас. Что делать. Ваша привязанность завязала вам глаза носовым платком и грязной ватой заткнула уши. Вот и сейчас вы – недоумевающие – как, Гончарова, представительница неслыханных новостей и врагиня футуризма, ведь она сама футуристка, такая же, как и все собратья по «Мишени». Ведь она работала манерой футуристов и продолжает работать, ведь она тринадцать лет выставляется²⁰⁹ и ничего неслыханно нового в ней не видели. Но когда я кончу доклад и вы разъедетесь по домам или ресторанам, то ваши головы будут настроены иначе, и вы начнёте обращать внимание на многое, чего досель не замечали.

Я взял на себя задачу разъяснить, какие дерзости в творчестве Гончаровой и почему погиб футуризм. Я хочу рассказать вам – что такое всёчество и как оно возникло в разбираемом мастерстве. Внимайте [новым] откровениям, мимо которых вы проходили. Для постижения их нужно много усилий. Но я хочу быть добрым учителем, у меня нет настроения вас высечь. Это отложим до другого раза.