G.O.G.R. (СИ)

— ТЕНЬ! — это слово Недобежкин вколотил, громко стукнув кулаком по столу и перебив все рассуждения Смирнянского, заставив его замолчать. — Серёгин говорил: «ТЕНЬ»! — СТУК! — и стол сотрясся. — Бизнес Кашалота сожрал некто по кличке ТЕНЬ! — СТУК! — Кашалот — сын Никанора Семёнова! — СТУК! — В фашистском плену Никанор Семёнов сидел у Генриха Артеррана на базе «Наташенька», и получил от него образец! Как ты думаешь, они из-за этого имели личные счёты? Когда человеку ломают жизнь и здоровье препаратом, изменяющим ДНК?? — Недобежкин навалился животом на стол, железно глядя в глаза Смирнянскому. — А если бы с тобой такое сделали — ты бы захотел отомстить?? Через годы, через века — всё равно, когда, лишь бы восстановить справедливость??

— Люди столько не живут… — скептически хмыкнул Смирнянский. — Васёк, мы же милиция, а ты навязываешь мне какую-то фантастику… будь реалистом, дружище! Я не верю в «бессмертных горцев». Я, конечно, занялся «Густыми облаками», но только для того, чтобы развенчать весь этот миф про их «образцы». Ну, не бывает «волшебного зелья», это не мультфильм про Астерикса, Васёк. Я удивляюсь, как Ежонков забил тебе голову!

— Ты блеял! — не унимался Недобежкин, и продолжать обрушивать на полированную столешницу свой тяжёлый кулак. — Во-первых, блеял, во-вторых — не хотел лечиться! Генрих Артерран прикинулся Тенью, чтобы через Кашалота выйти на Никанора Семёнова! Генрих Артерран, затеял всю эту кашу с Зубром, чтобы найти какие-то свои документы! Вот они, кто главные «черти» — Генрих Артерран и Никанор Семёнов! Генрих Артерран отдал концы, и значит — методом исключения — главным чёртом остаётся Никанор Семёнов! Вот, кого мы должны поймать, а не Зайцева этого несчастного!

— Куда мы денем Зубова? — спокойно осведомился Смирнянский, покусывая кончик ручки, которую он взял со стола.

Синицын в этот спор не вмешивался. Ему страшно надоело скрываться в «теремке» Ежонкова, сидеть там, как партизан какой-то, в то время, как его семья живёт в трауре по нему. Вчера Синицын видел в магазине свою жену. Она набрала продуктов — из сумки выглядывали кукурузные палочки «Мак-Дак», молочные в синей пачке — такие, какие обожает их младший сын. Синицын хотел было подойти к жене и сказать ей, что он жив, однако рядом стоял Ежонков, который ухватил его за рукав и не пустил.

— Ты что? — зашипел тогда Ежонков. — Хочешь, чтобы их всех из-за тебя провалили в забой?? «Черти» пока на свободе — тебе рановато семьёй рисковать!

Синицыну захотелось отправить гипнотизёра куда подальше, ведь он ужасно скучал по жене и детям. Но, подумав, решил, что да, Ежонков прав — если Синицын высунется — проклятые «чёртовы» бандиты могут напасть на след его семьи и действительно, провалить их всех в какой-нибудь забой. Нет, лучше пока что оставаться мёртвым. «Чертей» уже осталось немного, скоро Недобежкин разберётся с ними, и Серёгин ему поможет и он, Синицын, обязательно сделает всё, чтобы все они уселись за решётку…

— Зубова — в Москву! — постановил Недобежкин. — Мне из Москвы звонили сегодня утром и сказали, что завтра приедут опознавать твоего Зубова. Надеюсь, они увезут его с собой, потому что у меня изолятор не резиновый!

И в этот момент позвонил Пётр Иванович.

— О, делегация вернулась! — обрадовался милицейский начальник и распорядился, чтобы Серёгин срочно ехал в отделение.

Не успел Пётр Иванович войти в кабинет начальника, как его оглушил вопросом Смирнянский.

— Серёгин! — заорал он, вскочив со стула. — Скажи, ты веришь в чертей?

— Не верю! — твёрдо ответил Пётр Иванович, который именно в ЧЕРТЕЙ действительно, не верил. — Василий Николаевич, вот, что мы нашли у Семиручки, — Серёгин протянул начальнику целлофановый кулёк, где покоилась обгоревшая тетрадь.

Недобежкин алчно схватил находку, повертел в руках, вытащил из кулька, полистал.

— Осторожнее, Васёк! — взмолился Ежонков, который тащился вслед за Серёгиным. — Не видишь что ли, как подпалено?

— Так, в Киев, на экспертизу! Завтра же с утра отправлю! — постановил Недобежкин, поняв, что сам таинственных «иероглифов» не разберёт.

— Видишь, Ежонков, не верит никто в твоих чертей! — втюхивал Смирнянский Ежонкову, пока Пётр Иванович знакомил начальника с деталями своей верхнелягушинской командировки. — Щелбан тебе, беллетрист!

— Иди, прочищай водопровод! — огрызался Ежонков, лопая свои булки. — Не в чертей, а в фашистских агентов надо верить, потому что они бывают! А в чертей только софисты верят!

— Ты хоть знаешь, кто такие софисты?? — не унимался Смирнянский и уже начинал махать кулаками. — И вообще, не путай понятия «софисты» и «фашисты»!

— Девочки, не ссорьтесь! — разнял их Недобежкин, у которого уже была «вот такая голова». — Завтра Кашалота подвезут, я договорился, — это он Серёгину сказал. — А на сегодня хватит, а то чокнемся все и сразу. Правильно ты, Серёгин, сделал, что Сидорова отпустил.

Глава 139. Конец тридцать седьмого дела