GA 235. Эзотерическое рассмотрение кармических связей. Том I - Образование кармических сил

Очевидно, Фридрих Теодор Фишер чувствовал себя не вполне уверенно, когда переживал этот поворот в своей карме. И он подсознательно стремился назад все снова и снова; поэтому для его подсознания, хотя он был свободно мыслящим человеком, всегда было радостно слышать, как филистеры поносят "Фауста" Гёте. Однако принимая в этом участие, он остается исполненным остроумия; он как бы играет в снежки. И как раз тогда, когда наблюдаешь человека при таких обстоятельствах, когда можешь составить о нем наглядное представление, тогда получаешь имагинации, которые ведут за кулисы чувственного бытия. В такие моменты их удается добыть.

Вот, например, замечательная картина. С одной стороны выступают филистеры первого порядка, например, тот же Дюбуа—Реймон; Гёте должен был сделать Фауста магдебургским бургомистром, изобретателем электрической машины и воздушного насоса и женить его на Гретхен. Вот это филистер первого порядка! Это идет из подсознания, ведь здесь налицо кармическая связь. Все это мавры — такие же представители арабизма, как и Фишер. Его самого это привлекает, ему это родственно, и все же он сам не такой; в промежуточный период он соприкоснулся с другими течениями, которые и повернули его карму. И вот если филистер первого порядка бросает в него снежком, он тоже бросает в него снежок, заявляя: надо написать диссертацию, например, на тему связи обморожений у фрау Кристианы фон Гёте с символико–аллегорически–мифологическими фигурами из второй части "Фауста". Не правда ли, это уже филистерство с оттенком гениальности, филистерство второго порядка.

Оценить эти вещи по достоинству есть как раз то самое, что уводит нас от просто интеллектуального и позволяет подойти уже скорее к созерцанию.

Итак, на этом примере я хотел дать вам некоторое представление о том, как одна земная жизнь человека может быть понята, исходя из его предыдущих земных жизней. К этим вещам я вернусь.

Невероятное, потрясающее значение имела для меня сама эта фигура, расхаживавшая по Штутгарту. Я вчера описал ее вам: чудесные голубые глаза, рыжеватая борода, руки, которые он держал примерно вот так; я вчера описывал вам эту фигуру. Видите ли, то видение, которое я сейчас описал, присутствовало, однако физический облик шваба Фишера, то, как он расхаживал по Штутгарту, не согласовывалось с этим, так как он и для оккультного взора не выглядел как перевоплощенный араб. И мне приходилось все снова и снова возвращаться к этому, так как видения, связанные с ним, вызывают у меня пусть не скепсис (ведь они точно есть), то, по крайней мере, недоверие. Их следовало решающим образом подкрепить. Я возвращался к этому снова и снова, пока загадка не разрешилась следующим образом.

Этот мужчина — в своем прошлом воплощении он был тоже мужчиной — видел свой идеал в тех людях, которые шли ему навстречу с Севера; в особенности с Сицилии. А в то время была особенно сильна возможность, так сказать, "заглядываться" на человека, который особенно нравился. Следствием было то, что он сам в последующем воплощении получил свой физический облик от тех, с кем он сражался. Так разрешилась для меня загадка его внешнего облика.

Вчера мы познакомились еще с личностью Франца Шуберта в связи с личностью его друга и покровителя барона фон Шпауна, а также со стихией существа Франца Шуберта, которая в редких случаях (об одном из них я вчера рассказал вам) могла бурно прорываться, превращая Шуберта в буяна, хотя почти всегда она, наоборот, проявлялась исключительно нежно, что находило свое выражение в том, как Шуберт утром, встав после сна, записывал свои прекрасные мелодии подобно лунатику. Чрезвычайно трудно получить правдивый образ этой личности. Это удается лишь тогда, когда рассматриваешь его в связи со Шпауном. Ибо когда рассматриваешь Франца Шуберта, желая найти его, так сказать, в оккультном поле, двигаясь в обратном направлении, возникает чувство, что, говоря тривиально, Шуберт всегда ускользает от тебя, если ты хотел бы заглянуть назад, в его прошлую инкарнацию. Оказывается, что проникнуть назад нелегко, ибо он ускользает от тебя.

Своего рода противоположностью этому является судьба (мне хочется сказать именно так) произведений Шуберта после смерти самого Франца Шуберта. С произведениями Шуберта, с его музыкальными композициями дело обстояло так, что когда он умер, то совсем мало людей знало его как композитора. Но шли годы, и он делался все более известным, и даже в 70 —80‑х годах XIX столетия ежегодно становились известными все новые и новые произведения Франца Шуберта. Это весьма интересно, как Шуберт, когда он уже давно умер, внезапно стал известен как чрезвычайно плодовитый композитор. Появлялись все новые его вещи. Снова и снова возвращались к Шуберту.

Но когда от жизни Шуберта в XIX веке направляешь духовный взор обратно, в прошлое, то следы теряются. Найти их оказывается нелегко.