Вы видите отсюда, что на музыкальное особенно ясно можно проследить то, как совершается переход в эпоху материализма. Там, где звучат музыкальные инструменты, прежде, собственно стояли духовные факты. Теперь их нет, — они исчезли вместе с древним ясновидением. И если человек желает иметь музыкальное объективно, то ему надо иметь что–то такое, чего нет во внешней природе. Внешняя природа не может предоставить ему какого–либо коррелята музыкального, поэтому он применяет свои музыкальные инструменты. Музыкальные инструменты, во всяком случае, действительно являются наглядным показателем того факта, что музыкальное переживается всем человеком. Свидетельством того, что музыкальное переживается головой человека, служат духовные инструменты. А смычковые инструменты являются живыми свидетелями того, что переживается грудью человека, и находит особое свое выражение в руках. А тому, что изживает себя как музыкальное через третью часть трехчленного человека, через человека конечностей[8]
, свидетельствует все ударные инструменты, или инструменты, являющиеся переходом от смычковых к ударным. И все, что связано с духовыми инструментами, имеет более интимное отношение к мелодия, чем, то, что связано со смычковыми инструментами: последние связаны более с гармоническим. А то, что связано с ударным, обладает большим внутренним ритмом, и сродственно ритмическому. Итак, здесь мы имеем всего человека. И оркестр — это человек. Только в оркестре не должно стоять клавишного инструмента.Да, но почему же? — Ведь музыкальные инструменты принесены из духовного мира: Только в клавишном инструменте, в фортепиано, который человек сконструировал себе в физическом мире, тона сгруппированы совершенно абстрактно. Любая флейта, любая скрипка, — все это нечто такое, что музыкально сошло из высшего мира. Ну, а фортепиано, — ведь, это нечто вроде обывателя филистера: филистер–обыватель не имеет уже в себе больше высшего человека. Фортепиано — это обывательский инструмент. Конечно, — это счастье, что фортепиано имеется, так как иначе обыватель не имел бы вообще никакой музыки. Но клавишный инструмент — это то, что возникло уже из материалистического переживания музыки. Поэтому фортепиано — это тот инструмент, который удобнее всего применять для того, чтобы пробуждать музыкальное внутри материального мира. Но надо было прибегнуть к чисто материальному, чтобы клавишный инструмент мог сделаться выразителем музыкального. И поэтому мы должны сказать: фортепиано, конечно, весьма благодетельный инструмент, — ибо иначе нам, не правда ли, пришлось бы при преподавании музыки в наш материалистический век, призвать на помощь духовное с самих азов.
Но все же — это инструмент, который должен быть музыкально преодолен. Человек должен освободиться от влияния фортепиано, если он хочет пережить собственно–музыкальное.
И тут можно уже сказать: получаешь всегда глубокое переживание, когда вещи такого музыканта, как Брукнер[9]
который, по существу, живет полностью в музыкальном, играются на фортепиано. Фортепиано исчезает из комнаты; при музыке Брукнера фортепиано исчезает. Кажется, что слышишь другие инструменты, забываешь о фортепиано. Так это у Брукнера. Это свидетельство того, что в нем еще жило нечто, хотя и весьма инстинктивным образом; от собственно спиритуального, лежащего в основе всякой музыки.Вот, в общем, пусть отрывочно и непритязательно то, что я хотел сказать вам в эти дни. Я надеюсь, что вскоре мы еще получим возможность опять коснуться этих вещей. Тогда я скажу вам о том или ином более обстоятельно.
Третья лекция
В последнее время я уже неоднократно обращал ваше внимание на то, что так же хорошо можно было бы дать жизнеописание человека для того времени, которое он проводит между засыпанием и пробуждением, как дают жизнеописание его между пробуждением и засыпанием. Все, что человек переживает между пробуждением и засыпанием, он переживает при помощи своего физического и эфирного тел. Благодаря тому, что он обладает в своих физическом и эфирном телах, соответственно выработанными органами чувств, достигается то, что он получает сознание о том мире, который, окружая его, связан с его физическим и эфирным телами, так сказать, — находится в единении с ними. Но так как он, находясь на современной стадии развития, не выработал еще в своем Я и астральном теле, подобным же образом, духовно–душевные органы, которые могли бы стать — здесь я употреблю парадоксальное выражение, — сверхчувственными органами чувства — он не может оcoзнать то, что переживает между засыпанием и пробуждением. Итак, лишь при помощи духовного восприятия можно обозреть то, что содержит в себе биография этого Я и астрального тела, — параллельно той биографии, которая осуществляется посредством физического и эфирного тел человека.