Габсбурги. Власть над миром

Веротерпимость отчасти была философским выбором. Она оказалась созвучна герметизму и вере в то, что все явления мира суть выражения одной идеи. Она также хорошо сочеталась с гуманистическим поиском «срединного пути» между крайностями и — в заключительные десятилетия XVI в. — с неостоицизмом, набиравшим популярность интеллектуальным учением, призывавшим соблюдать умеренность и избегать крайних форм поведения. Но веротерпимость была и политическим выбором. Протестантизм настолько распространился, что вернуть католицизму прежние позиции можно было только жесткими мерами. Полезным предостережением тут оказался пример других стран, где политика приобрела догматический характер: резня в оккупированных испанцами Нидерландах в конце 1560-х гг.; Варфоломеевская ночь 1572 г. во Франции, когда были убиты десятки тысяч протестантов; Антверпен, разоренный в 1576 г. испанскими солдатами, а также многочисленные убийства монархов и других политических деятелей, полностью или частично мотивированные религиозным фанатизмом[187].

Мирное сосуществование, напротив, приносило очевидные выгоды. В обмен на религиозную свободу для дворян Верхней и Нижней Австрии Максимилиан II получил после 1568 г. согласие обоих ландтагов на расходование 2,5 млн дукатов. Брат Максимилиана эрцгерцог Карл распространил политику веротерпимости на герцогства «Внутренней Австрии» (Штирию, Каринтию и Крайну), что принесло в 1578 г. еще 1,7 млн дукатов и обещание их сословных съездов на постоянной основе финансировать укрепление обороноспособности Хорватии. Более того, не оглядываясь постоянно на Святой престол, Максимилиан II и Рудольф II получили неограниченный доступ к доходам монастырей через недавно учрежденный Монастырский совет (Klosterrat), хотя при его создании Максимилиан и провозгласил задачей совета борьбу со злоупотреблениями[188].

По условиям Аугсбургского мира 1555 г. вероисповедание каждого княжества определял его правитель. Таким образом, Габсбурги могли решать, какой будет вера их подданных в Австрии и соседних герцогствах. Максимилиан, однако, и сам толком не понимал, какой веры придерживается, не говоря уж о том, какую следует исповедовать его подданным. Рудольф II был в большей степени привержен католической вере, но, случалось, подолгу уклонялся от отправления религиозных обрядов. Случившееся неподалеку от венского собора Святого Стефана в 1578 г. нападение толпы на возглавляемый Рудольфом крестный ход (названное «Молочной войной», поскольку атакующие швыряли кувшины с молоком), похоже, повергло его в глубокое уныние и побудило окончательно перебраться в Прагу[189].

После самоустранения Рудольфа инициатива в религиозных вопросах перешла к его дядьям, Фердинанду Тирольскому (1529–1595) и Карлу Штирийскому (1540–1590). С первым из них шутить было явно опасно. Он мог легко — как дротик — метать тяжелую пехотную пику и, отринув условности, взял в жены не имевшую отношения к аристократии Филиппину Вельзер, с которой познакомился на маскараде, не зная, кто она такая. Дочь аугсбургского банкира, Филиппина должна была, кроме прочего, унаследовать Венесуэлу по долговой расписке императора Карла V, который занимал деньги у ее дяди. Лишь незадолго до свадьбы долг был списан, так что Тироль так и не стал колониальной державой. Фердинанд собрал великолепный кабинет редкостей, до сих пор хранящийся в замке Амбрас близ Инсбрука, а также построил под Прагой летний дворец Звезда (Hvežda), который спроектирован в соответствии с алхимическими принципами и имеет в плане форму гексаграммы.

Брат Фердинанда Карл отличался редкой скупостью: в его дворце в Граце едва насчитывалось 30 слуг и приближенных. У него были веские причины для бережливости, ведь на Штирию ложились расходы по содержанию хорватского оборонительного рубежа против турок. Тем не менее в Липице неподалеку от Триеста (ныне это Словения) Карл основал конный завод, где скрещивал андалусских скакунов и вывел знаменитую белую липицианскую породу. Липицианцев обучали «испанскому шагу», при котором лошадь высоко поднимает колени передних ног, и показывали на временном манеже, сооруженном Максимилианом II рядом с дворцом Хофбург в Вене. В 1730-х гг. на месте этого деревянного манежа возвели современную Испанскую (или Зимнюю) школу верховой езды[190].