Гадалка для холостяка

Блин, почему? Как так получилось, что эта девушка, на которую встанет даже у кастрированного, смогла себя сберечь? Она же сама по себе ходячий секс.

— Илья, если это проблема, я… — вскакивает с кровати.

Перехватываю ее за локоть, разворачивая к себе.

В ее глазах слезы. Они не катятся, они стреляют мне в голову.

Твою мать. Я — последняя скотина.

Девчонка тебе доверилась, Миронов, а ты как трусливая сволочь сопли развесил.

— Янка, — прижимаю к себе, укладывая подбородок на светлую макушку. — Извини дурака. — Я… не знаю… просто это впервые и для меня…

Шмыгнув носом, Янка задирает голову и смотрит глазами с надеждой.

— Ты тоже девственник? — хлоп-хлоп глазёнками своими колдовскими.

— Да, — не раздумываю.

В плечо прилетает удар. Янка хохочет и утыкается носом в мою грудь.

— Дурак!

Ну вот, кажется, получается.

Ты же мужик, Миронов. Успокой свою девочку, расслабь.

Чего ты шуганулся?

Лучше бы было, чтобы до тебя кто-нибудь к ней прикасался?

Зверею.

От этой мысли мгновенно зверею.

Ну уж нет. Моя девочка. Моя…

Глажу свою маленькую по волосам, целую в висок. Чувствую, как расслабляется в моих руках.

— Я буду нежным, — тяну на кровать.

— Обещаешь? — жалобно просит.

— Обещаю.

Это сложно, но я буду очень стараться.

И если до новости о Янкиной девственности я собирался отключить башку и кайфовать, то сейчас мне приходится напрячь мозги, чтобы сделать всё как следует.

Её первый раз должен быть особенным. Не таким, о котором позже захочется забыть и не вспоминать, и это своего рода вызов самому себе. Ты же не козел, Миронов.

Я не козел, поэтому бережно подвожу нас к постели и укладываю. Я не буду торопиться, давая привыкнуть и себе, и ей.

Её подрагивающее тело красноречиво рассказывает, что она волнуется. Я ссусь тоже.

Начнем, пожалуй, с легкого.

Нежные, ласкающие прикосновения, чувственные глубокие поцелуи, в которых я собираюсь ее успокоить, но растворяюсь сам.

Взаимные поглаживания и знакомства.

Переплетения рук.

Губы, творящие безумие.

Сердце, разрывающее грудную клетку.

Наши сплетенные тела отбрасывают тени на стены в полумраке. Это охренеть как красиво. Точно чёрно-белая картина, написанная искусным художником.

Платье на полу… Там же рубашка и брюки…

Схожу с ума, когда Яна остаётся в черных чулках, нижнем белье и аквамарине.

Я знаю, что в этом комплекте лишнее.

Отстраняюсь и сажусь в постели.

Яна приподнимается и непонимающе на меня смотрит.

— Что случилось? — возбуждённо дышит.

Я скольжу по ее телу голодным раздевающим взглядом.

Неподражаема… изящна… просто очуметь как красива…

— Ты случилась… Янка… где ты была раньше?

— Я? — тушуется и прикрывает грудь в бюстгальтере руками. — За первой партой сидела, а ты меня не замечал.

— Слепец. И дурак, — качаю головой.

— Есть такое, — хихикает Решетникова.

— Что? — игриво выгибаю бровь и хватаю девчонку за лодыжку.

Притягиваю хохочущую хулиганку к себе и наваливаюсь сверху.

Мы остаёмся обнажены душами и телами друг перед другом.

Мы возбуждены до предела, и отличное скольжение нам обеспечено.

На Яне — ее собственный обволакивающий яркий запах и аквамарин, освещающий сплетение наших тел. Он — ничто по сравнению с драгоценностью в моих руках.

— Илья… ммм… — сладко стонет.

* * *

Журчание воды в душе выдергивает из сонной неги.

Отбросив одеяло, тянусь, хрустя костями.

Мы уснули к утру, но по ощущениям я будто бы выспался. Я даже помню сон, срубивший меня после Янкиного «спокойной ночи и доброго утра».

Мне снились старая хрущевка, гадалка и карты таро, выпавшие однажды.

Девушка, склонившаяся надо львом.

Почему она мне вдруг приснилась?

Почему в эту ночь?

Легкость тела и пустота головы делают из меня сахарный сироп.

Гипертрофированная эмпатичность мне не свойственна, но я как довольный осел подскакиваю с постели, не потрудившись натянуть белье, и ищу свой телефон.

Черт его знает, что происходит, но я хочу позвонить Белладонне. Поблагодарить и извиниться. В последнюю нашу встречу я обошелся с ней по-скотски. Я не фаталист, но, возможно, сегодняшний сон как знак того, что я ошибался.

Её карты не врали. И она не врала…

Не знаю, какое Божество мне благодарить, когда несколько раз в порыве бешенства я срывался к ней и терзал дверной звонок. После того, как Рудольфовна притащила мешок с горохом домой, я словно с цепи сорвался. Я желал поквитаться с наглой шарлатанкой. Но, наверное, судьба оказалась мудрее меня. Оба раза я встречался с пустотой. Мне никто не открыл. И сейчас я преблагодарен этому.

Нахожу номер Белладонны, пока Яна плещется в душе.

Набираю. Гудок… еще один…

Откуда-то из прихожей начинает вопить жуткий рингтон… который кажется до боли знакомым.

Ясновидящая долго не берет трубку, но настораживает не это.

Я иду на зов крякающей утки.

Отбиваю звонок, и звук прекращается тоже.

Мне совсем не нравится, как по моему голому торсу начинает гулять сквозняк. Я покрываюсь гусиной кожей.

И набираю Белладонну вновь.

Мерзкий звук наполняет прихожую, и он доносится… из сумки Яны.

Да нет… это бред.

Невесело усмехнувшись, нажимаю отбой. Сажусь на корточки у стены, прижимая телефон к губам.