Гадание по полету журавлей

Не могу представить более неподходящего места для начала этой поразительной истории, чем туалет ночного клуба «Десять негритят», источающий непередаваемую смесь миазмов, недвусмысленно напоминающих обо всех вариантах последствий злоупотребления дешевыми алкогольными коктейлями. Должен признаться, я только что внес свой вклад в букет местных ароматов, и теперь, склонившись над раковиной, при помощи холодной воды пытался придать своей физиономии хоть сколько-нибудь пристойный вид. Заранее испытывая отвращение, я неохотно поднял глаза к зеркалу, чтобы оценить результат.

Эффект получился воистину ошеломляющим – из перевернутого мира за стеклом на меня смотрело чужое лицо – лицо глубокого старика. В его чертах, возможно, было что-то общее с моими, но жухлая седина волос, грязно-желтые кляксы пигментных пятен и неровные борозды морщин исключали возможность того, что это мой облик так преобразился, сколько б перед этим я ни выпил. Я обернулся, ожидая увидеть за спиной незнакомца, но там никого не обнаружилось. Вновь повернувшись к зеркалу и встретившись глазами с отражением, я с отвращением и страхом отметил, что неизвестный за стеклом в точности повторяет мои движения. Открыв воду, я резко сунул голову под кран, мучаясь подозрением, что на сей раз перебрал-таки конкретно.

Потратив пару минут на водные процедуры, я вновь поднял глаза и с опаской взглянул в зеркало. Покрытая амальгамой поверхность отразила мой привычный вид, должен признать, в данный момент весьма жалкий: короткие светлые волосы слиплись в неопрятные колтуны, глаза красные и воспаленные, ворот мятой рубашки испачкан чем-то мерзким. Но все же это был, несомненно, я. Испытав немалое облегчение, я еще раз тревожно оглядел все помещение туалета и его отражение в широком зеркале, убедившись, что и там, и тут оно абсолютно пусто, не считая меня самого. Адреналин схлынул, вернулись более насущные проблемы, и я снова был вынужден склониться над умывальником.

Доведение собственного организма до такого плачевного состояния обычно мне не свойственно, но вчера произошла особенно жуткая автомобильная авария, и наш приемный покой (какой чудак назвал его покоем?), без того бывший не самым милым местечком во вселенной, превратился в филиал преисподней – кровь и неописуемые страдания.

Закончил я дежурство полностью измочаленным. Заступившая на смену санитарка Петровна, всеми даже в глаза именуемая Сфинксом, проворчала:

– И нафига тебе, молодому парню, почти уже доктору, эта канитель?

Прозвище свое она получила не из-за того, что работала в этой больнице целую вечность и даже не по причине монументальной физической и душевной конструкции – ее лицо один в один напоминало знаменитую египетскую скульптуру. Только облик Большого Сфинкса долго уродовали прицельным огнем пушки армии Наполеона, а с лицом Петровны в одиночку управился парой ударов кулаком ее муж-алкоголик.

Петровна проводила меня анекдотом:

– Вань, зацени: санитар умирает, попадает в ад. И только через два дня понимает, что он не на работе. Хо-хо-хо!

Я уже собирался выходить из туалета, когда дверь распахнулась, впустив в помещение какофонию звуков – коктейль из громкой безвкусной музыки и пьяных криков неистовствующей на танцполе толпы. В туалет, поддерживая друг друга, ввалились двое парней. Я знал обоих, хотя мы не были знакомы. Не далее, как накануне я стал свидетелем их дискуссии о медицине, вызванной впечатлениями от практики в неонатологии, для многих неофитов довольно крышесносной.

– Ты смотришь в полные отчаяния глаза родителей умирающего малыша и делаешь все, чтобы его спасти, – говорил высокий блондин с узким несимметричным лицом. – Но если бы мы думали о глобальных последствиях наших решений, многих проблем можно было бы избежать. Мы попираем законы Мироздания, выхаживая нежизнеспособных новорожденных, продляя жизнь изначально обреченным, давая возможность размножаться генетически ущербным. Спасая тех, кого отбраковывает Природа, мы ослабляем собственный биологический вид, и рано или поздно это приведет к вырождению человеческой расы. Разве ты не согласен?

Второй – симпатичный зеленоглазый шатен – качал головой:

– Твои рассуждения мне понятны, но человек – это нечто большее, чем биология. И это «нечто» важнее, чем уважение к законам Природы. Глаза родителей умирающего ребенка на весах за пределами зримого мира перевешивают возможные последствия для человека, как вида.

– Это потому, что мы не способны видеть целостную картину. Спасая нескольких, мы, возможно, потенциально губим миллионы, – азартно заспорил блондин.

– А ты что скажешь? – обратился он ко мне, вероятно, прочитав в моих глазах одобрение и решив придать веса своим идеям. Вне стен института возрастная иерархия почти полностью стиралась, но все-таки мнение старшего товарища кое-чего стоило.