Гадюкинский мост

Когда по броне начали клацать окованные сапоги и в проеме башенного люка появилась немецкая каска и ствол МР-40, я отпустил рычаги РГО из рук и ухмыльнулся окровавленным ртом немцу и гадскому инопланетянину разом. Под моими ногами находилась почти полная карусель автомата заряжания 100-миллиметрового орудия, где только в самих снарядах лежали полста килограммов A-IX[29]. Дальше мне нужно было только разжать пальцы.

Пока под мои ноги падали выпущенные из рук ручные гранаты, последним моим чувством была глубочайшая обида – ведь все должно было случиться совсем не так!..

Вспышка…

…Грохот грома. Я сижу на башне БМД и смотрю в закрытые очками глаза улыбающегося сержанта Никишина.

– Как бы нам под первую в этом году грозу не попасть, товарищ лейтенант!

Грохот грома, вспышка, и моя БМД летит куда-то в тартарары, ломая непонятно откуда взявшийся вокруг подлесок…

Жизнь четвертая

…Если знаешь место боя и день боя, можешь наступать и за тысячу миль. Если же не знаешь места боя, не знаешь и дня боя, то не сможешь ни левой стороной защитить правую, ни правой стороной защитить левую, не сможешь передней стороной защитить заднюю, не сможешь и задней стороной защитить переднюю. Тем более это так при большом расстоянии – в несколько десятков миль и при близком расстоянии в несколько миль…

Сунь-цзы, «Искусство войны», V век до н. э.

В этот раз ярости не было, была спокойная тихая злоба и ледяное желание отомстить. Медленное угасание с полным ртом крови в кресле командира БМД, оно как-то способствует философскому взгляду на мир и желанию начать наконец пользоваться как тем, чем меня наделила природа – мозгами, так и знаниями, чем меня столько лет пыталось грузить родное Министерство обороны.

Пока народ в очередной раз приводил себя в порядок и обдумывал, как быть и что теперь делать, у меня было время подумать над ситуацией. Три смерти подряд совершенно не внушали оптимизма, что-то с моими действиями было явно неправильным. Причем неправильным даже более чем очень явно – очень сомнительно, что каждый погибший солдат находился в центре какого-то инопланетного эксперимента и получал второй шанс. Я умудрился пустить псу под хвост целых три.

Итак, жизнь первая. Выдвинувшись в район Гадюкинского моста, взвод приступил к устройству опорного пункта. Наблюдение и дежурство огневых средств были организованы мной безобразно, в результате немецкие разведчики дождались подхода противотанковых орудий, скрытно подтянули их по лесу и кустарнику и безнаказанно расстреляли взвод, как мишени на полигоне, причем бойцы после гибели боевых машин явно продержались недолго. Если я правильно понимал жизнь, свежая земля брустверов демаскировала бойцов не намного хуже красной тряпки, в результате чего те же ПТО за 15–50 минут должны были перебить их осколочными снарядами, и ничто бы им в этом не помешало. Те мои подчиненные, что рискнули покинуть окопы, на склоне оказывались бы под огнем пулеметов в спины.

Самое скверное в этой ситуации, что гениальности немецкого командира взвода в ситуации не прослеживалось ни на грош, все, что я мог, я сделал за него. Даже сложно придумать, где в такой идеальной ситуации на его месте можно обгадиться. Он и не оплошал.

Жизнь вторая. Ситуация сложилась немного лучше, врасплох немцы меня уже не застали, высланный вперед разведывательный дозор действовал достаточно грамотно, и все бы было хорошо, если бы немцы меня не упредили и скрытно заняли Огурец, после чего, наблюдая выдвижение дозора, приняли меры к его уничтожению. Отмечу, что в обоих случая использование тепловизионных каналов прицелов для обнаружения противника в роще мне не сильно помогло, однако надлежащих выводов я не сделал. Далее я выдвинулся на боевых машинах на помощь дозору, вел себя самонадеянно, не принял в расчет наличия у противника достаточно эффективных ручных противотанковых средств, в результате чего вполне заслуженно был подбит и получил пулеметную очередь при попытке покинуть БМД.