Гадюкинский мост

– И еще, небольшое предупреждение. Если меры по эвакуации госпиталя вами приняты не будут, заслон с моста будет немедленно снят, техника у меня не просто секретная, а сверхсекретная, и даже ее обломки немцам достаться не должны. Я заеду сюда, возьму самых везучих раненых и проследую дальше на восток. Но перед этим расстреляю тут всех предателей, в результате своего бездействия сдавших немцам их невезучих товарищей. Я вас предупредил!

Растерянный руководитель особого отдела, которому еще вряд ли когда в жизни в лицо угрожали расстрелом, смог только кивнуть. Хе-хе, пусть, сука такая, знает десант! Всю свою службу мечтал этой братии стволом в морду потыкать! Я свою детскую психическую травму и развившиеся из неё комплексы до конца жизни тешить буду!

– Не прощаюсь. Как примете меры к эвакуации – сообщите. Опорный пункт располагаю на высотках у Гадюкинского моста.

Я повернулся и вышел, карту в этот раз просить не стал, чтобы не возбуждать лишних подозрений. Растерянный особист и военврач Заруцкий смотрели мне в спину. Проводить экскурсию по госпиталю в этот раз я тоже не собирался, мне нужно было выиграть время до подхода основных сил противника.

Замысел предстоящего боя у меня уже сложился, нужно было претворять его в жизнь. Присутствие немецких мотоциклистов в роще перед мостом портило мне буквально всю малину – какой бы вариант действий я не начинал обдумывать, он обязательно спотыкался об этих уродов. Было бы вполне логично их прихлопнуть, пока не подтянулись основные силы. Собственно, если этот взвод зачистить удалось бы достаточно быстро, открывались возможности устройства засады на дороге, а то и не одной.

Данный вариант грозил определенными потерями у стрелков, отчего ранее не рассматривался, однако теперь мое терпение к немецким мотоциклистам серьезно истощилось, а на войне без потерь воевать трудно. В любом случае уничтожение немецких разведчиков серьезно упрощало бы обстановку в районе моста, что даже само по себе окупало потенциальные жертвы. Благо наличие у моих бойцов прикрытия боевыми машинами, средств индивидуальной бронезащиты и автоматического оружия, в значительной части оснащенного оптическими прицелами, обещали свести данные потери к минимуму.

Мой замысел боя был в принципе прост. По выходе в район моста занять боевыми машинами высоты 44,8, 41,2 и окраину Гадюкино, используя тепловизионные каналы прицелов, локализовать нахождение противника перед собой, после чего выдвинуться вперед, окружить его и полностью уничтожить. Далее выдвинуться вперед, устроить огневую засаду на подходящую немецкую колонну, разгромить ее авангард, после чего выйти из боя, вернуться на свой берег, спрятать машины на задних скатах высот и за домами Гадюкино и ждать неизбежного появления противника. При его выходе к мосту, используя запредельную эффективность для середины XX века систем управления огнём и вооружения боевых машин, а также очень удобные для обороны обширные приречные луга, пушечно-пулеметным огнем загнать в лес и заставить там сидеть до темноты. В темноте же мои преимущества вообще обещали стать подавляющими, особенно, когда фон остынет и повысится контрастность целей на экранах моих прицелов.

В данной ситуации основное было не торопиться и позволить противнику понаделать достаточно ошибок, главной из которых была бы попытка немецкого командира взвода занять Огурец, где немца вместе с его взводом я похоронить и собирался. Размеры рощи, помимо ее блокирования огнем боевых машин и пулеметно-гранатометного отделения с высоты 44,8, позволяли огнем боевых машин поддержать стрелков в ходе боя на ее окраинах.

Вводить машины в рощу не хотелось, но при случае метров до полста вглубь – это, как мне думалось, было возможным без серьезных проблем с выбором маршрута. Лес местами был достаточно редким. Я планировал повторить свой предыдущий маневр с введением наблюдателей в заблуждение, выскочить немцам в Огурце в тыл и, спешив отделения, используя превосходство в огневой мощи, выдавить фрицев на восточную опушку, после чего совместными усилиями стрелков в лесу, боевых машин по периметру и пулемётно-гранатометного отделения на противоположном берегу реки их уничтожить.

* * *

Мрачные гранатометчики копали, то и дело бросая злобные взгляды на БМД Никишина, что, выставив башню из-за гребня высоты, наблюдала за обстановкой, и углубились в землю уже по пояс, когда от машины Бугаева, спрятавшейся на окраине Гадюкино, пришел сигнал:

– Топор Десять – Двенадцатому. Фрицы на дороге, поодиночке и мелкими группами перебегают из Дальней в Огурец. Прием.

– Принято, Топор Двенадцать, считай. Стрелять даже не думай! Мне нужно, чтобы в роще их всех до единого закопали! Слышишь меня?

Командовавший машиной наводчик-оператор Юнусов в ответ невежливо хмыкнул, подтвердив прием, и через десять минут доложил:

– Более тридцати человек, три-четыре пулемета и что-то похожее на противотанковое ружьё.

Прелестно, меня в прошлый раз одно-единственное противотанковое ружье и уделало. Я почувствовал, как во мне опять просыпается бешенство.