– Ты тоже заметил? – Сервас помолчал, собираясь с духом, посмотрел на Эсперандье и признался: – Я чувствую себя виноватым. Она все бросила, чтобы быть рядом, но мы почти не видимся… И я спрашиваю себя…
– Все очень просто.
Сервас удивленно посмотрел на собеседника.
– Задай прямой вопрос, без экивоков и полицейских подходцев – ведь она твоя дочь, а не подследственный.
Сыщик кивнул.
– Что у тебя с норвежкой? – полюбопытствовал Эсперандье.
– Тебе-то что за дело?
Лейтенант вздохнул.
– Раньше ты бы ни за что так не ответил… – В его голосе прозвучал намек на раздражение. – Мне страшно, Мартен. – Он встал. – Я должен идти, насчет ДНК буду держать тебя в курсе.
Кирстен видела, как около трех вернулись Лабарты с Гюставом. Она смотрела на них в бинокль, потом вдруг почувствовала сильнейшее раздражение – ни к чему заниматься бессмысленным делом! – и решила прилечь. Но тут зазвонил ее телефон.
Каспер. Жаждет узнать новости.
Она не стала отвечать – разговаривать с бергенским коллегой не хотелось. Казалось бы, интерес к делу свидетельствовал в его пользу, любой ретивый полицейский вел бы себя точно так же, но регулярные звонки стали ее настораживать. В Бергене Каспер не проявлял особого интереса, так почему усердствует сейчас? Она не поделилась с ним новостью о Гиртмане, понимая, что он тут же доложит начальству. Сервас, кстати, тоже не сообщил своим шефам, что швейцарец объявился. Почему? Не хотел, чтобы у него отобрали дело или по другой причине? Да она и сама мало о чем информирует Осло – Крипо незачем совать нос в здешние события.
Кирстен смотрела в потолок и размышляла о Лабартах. О том, что эти люди заставили ее пережить, и – главное – о том, чего не успели сотворить… Мысли будили в ней жажду убийства. Такого не должно было случиться, только не с ней! Кирстен вспомнила, как начиналась ее полицейская биография. Она патрулировала город и однажды на улице имени единственного норвежского барона Людвига Розенкранца вынуждена была вмешаться в драку, которую затеяли в баре вусмерть пьяный мужик и его приятель. Алкаш начал с плевка ей в лицо и ругательств, которые у некоторых мужчин автоматически слетают с языка, стоит женщине оказать им сопротивление.
Он дебоширил, оскорбил полицейского при исполнении, но на следующий день его выпустили, и, выходя из комиссариата, он обидно «пошутил» с дежурным на ее счет.
Мерзавец, конечно же, не понял, откуда взялась зловещая тень, набросившаяся на него, когда он следующим вечером, шатаясь, возвращался домой. Грубияну сломали несколько ребер, свернули челюсть, выбили плечо и вывихнули три пальца на правой руке. Он наверняка до сих пор гадает, кто его так отделал.
– Что будем делать? – спросила Аврора Лабарт.
– В каком смысле?
Женщина бросила на мужа измученный взгляд. Было девять вечера, она только что уложила Гюстава, и в шале воцарилась тишина.
– Ты разве не заметил, как он посмотрел на нас в больнице? – изумилась она. – Он вернется. И покарает нас.
Ролан Лабарт побледнел, у него задрожал подбородок.
– Что значит –
– Ты долго будешь изображать попугая?! – осадила она мужа и отвернулась к окну, проигнорировав его взгляд. – Нужно смываться!
– Что?
– Мы должны успеть, пока он не появился.
– Но зачем? Зачем… ему это делать? – Ролан начал заикаться.
– А ты как думаешь? У него мания величия. Он одержим желанием казнить и миловать. Ты – его биограф и должен был бы понимать это. – Аврора издала горький смешок. – Мы провалили дело.
–
– Думаешь, интерн промолчал бы? Перестань ныть! Может, ты от страха уже и в штаны наложил?
– Не хами, Аврора.
– Закрой пасть! У нас есть один-единственный выход: собрать все, что сможем, и бежать.
– А как же мальчик?
– Как только окажемся достаточно далеко, позвонишь Гиртману, скажешь, чтобы приехал, взял ключи из выхлопной трубы моей машины, разбудил Гюстава и забрал его.
– Но куда мы поедем?
– Далеко. На другой конец планеты. Купим новые документы, денег хватит.
– А университет?
– Забудь!
– Хочу напомнить, что этот дом мы купили благодаря моей работе и…
Они замолчали, услышав шум мотора. Аврора повернула голову к окну, и Лабарт впервые увидел на лице жены страх. По снегу медленно ехала машина; ее фары светили, как два мощных солнца.
– Это он…
– Что же делать?
– То, что не успели с норвежкой. Потом убьем его… после того как развлечемся…
Аврора посмотрела на мужа, и он похолодел – таким жестоким был ее взгляд.