Гадкая ночь

Хихикнул, сделал большой глоток и расхохотался.

– О черт, не знаю, что там намешано, но я никогда не чувствовал себя лучше!

Его тон больше не был угрожающим.

– «Теперь я знаю, когда наступит рассвет последнего утра: когда Свет перестанет тревожить… и Ночь, и Любовь… когда… когда единственной… единственной, вечной и нескончаемой… мечтой станет… оцепенение… Я чувствую блаженную усталость…»

Гиртман поставил бокал, лег на бок и подтянул колени к груди.

– Кажется… я сейчас засну…

Аврора наблюдала за швейцарцем. Он то открывал, то закрывал глаза, снова открывал и тут же закрывал. Она взглядом позвала мужа на кухню, и Ролан подчинился, но тут Гиртман поднял веки и уставился на него. У профессора заледенела кровь, но голова гостя упала на подушку, и Ролан на подгибающихся ногах последовал за женой.

– Что ты натворил, идиот?! – сдавленным голосом спросила Аврора. – Видел, в каком он состоянии? Как мы затащим его наверх?

– Зачем? – изумился Лабарт. – Зачем нести его на чердак? Убьем монстра здесь. Сейчас же!

Она покачала головой.

– Я ведь сказала, что хочу с ним поиграть.

Профессор не поверил своим ушам. Она совсем рехнулась? Лицо Авроры стало злым и упрямым.

– Этот человек опасен даже в обдолбанном состоянии! Нужно с ним кончать, Аврора, сейчас же! На тот случай, если ты еще не поняла, я говорю об убийстве.

– Какой же ты трус, Ролан! Все твои дурацкие фантазмы ничего не стоят, ты вечно все портишь!

– А что он испортил?

Голос прозвучал от двери за спиной профессора. Лицо Авроры, смотревшей через его плечо, превратилось в маску ужаса. Ролан обернулся – и едва не потерял сознание. Юлиан Гиртман смотрел на них с широкой улыбкой на лице. Неужели он слышал начало их разговора?

– Я подумал, мы можем немного развлечься, пока Гюстав спит, – сказал швейцарец заплетающимся языком. – Что думаете? Напоследок… На прощание, так сказать… Идем?

Ему с трудом удавалось держать голову прямо, он моргал, вращал глазами. Аврора недоверчиво посмотрела на него и расплылась в улыбке. Кретин сам стремится в ловушку, великий Юлиан Гиртман в полном ее распоряжении! От возбуждения у нее мурашки побежали по всему телу.

– Конечно…

Лабарт посмотрел на жену, как будто хотел сказать: «Ну а я что говорил?»

Швейцарский великан неверной походкой направился к лестнице.

– Уверена, что он не притворяется? – прошептал Ролан в спину жене. Аврора кивнула на пустой бокал.

– Сколько ты всыпал?

– Почти три грамма.

– После такой дозы даже он не смог бы симулировать.

Гиртман споткнулся на первой же ступеньке, как будто хотел подтвердить правоту Авроры, гоготнул, сделал еще шаг и снова чуть не упал.

– Ну я и набрался!

Лабарты переглянулись, Ролан подошел к швейцарцу, обнял его за талию, тот положил ему руку на плечо и притянул к себе. Профессор рядом с ним выглядел лилипутом. Захоти Гиртман, он одним движением свернул бы Лабарту шею.

– Друг мой, – пропел швейцарец, – мой верный и преданный друг…

– Навеки, – ответил Ролан, которого против собственной воли охватило странное и очень сильное чувство, состоящее не только из страха.

– Навеки, – повторил Гиртман, с торжественной убежденностью пьяницы.

Они начали взбираться по лестнице. На площадке, перед открытой дверью спальни, швейцарец поднял руку, открыл люк, и металлическая лестница развернулась с противным лязгом. Он начал карабкаться, как ребенок, которому не терпится поиграть, на середине внезапно остановился и спросил озабоченным тоном:

– Вы уверены, что Гюстав спит?

Аврора бросила взгляд на мужа.

– Схожу проверю, – сказал он. – Начинайте без меня.

Ей вдруг захотелось, чтобы Ролан не оставлял ее наедине с Гиртманом, но тот наблюдал, и она нехотя кивнула.

Лабарт спустился этажом ниже; Аврора слышала, как муж идет по коридору. Гиртман повернул выключатель и исчез на чердаке.

Она нехотя поставила ногу на последнюю ступеньку. Почему у меня такое чувство, что я иду на эшафот?

В недобрую минуту она заупрямилась; нужно было в кои веки раз прислушаться к Ролану и покончить со швейцарцем внизу. Он стоял у края люка и наблюдал за ней маленькими блестящими глазками.

Аврора заметила свое отражение в стеклах очков, и на полсекунды ее охватило желание сбежать. Она прочла висевшее на стене претенциозно-нелепое послание:

ОСТАВЬ ГОРДЫНЮ ВСЯК СЮДА ВХОДЯЩИЙ

НЕ ЩАДИ НАС В ЭТОМ ТИРАНИЧЕСКОМ СКЛЕПЕ

АЛКАЙ МУДРОСТИ И НАСЛАЖДЕНИЯ

ПУСТЬ КАЖДЫЙ ЧАС ДОСТАВИТ ТЕБЕ ОСТРОЕ

И ИЗЫСКАННОЕ УДОВОЛЬСТВИЕ

СТРАДАЙ И КРИЧИ

КОНЧАЙ

Еще одна идея ее болвана-мужа! Он всегда был «головастиком», мастером фантазмов, но никак не человеком действия. Даже на их буйных вечеринках не лез в первые ряды, всегда пропускал вперед других.