Гагаи том 1

— Не унывай, — ободрил он Тимофея. — Поговорю с начальником отделения, в политотделе дороги, посоветуюсь с Громовым. Обсудим с коммунистами.

Их разговор прервал табельщик, позвавший Дорохова к телефону.

— Так-то, — сказал Дорохов, толкнул Тимофея в плечо. — На курсах все в порядке? Давай скорее заканчивай, да за правое крыло.

— Поспешаю, — улыбнулся Тимофей.

Домой Тимофей ехал вместе с Максимычем. Старый машинист расположился в вагоне по-домашнему, прикорнул в уголке. Привык уже к этим поездкам — на работу, с работы. Молодежь в карты режется, анекдоты рассказывает. Много ребят набирается в рабочем поезде из Крутого Яра, из поселка: поездные бригады, кондукторский резерв, путейцы, слесари-паровозники и вагонники, кое-кто из конторщиков. Шумят, галдят, ну, цыганский табор на колесах, и только. А Максимыч дремлет себе. Полчаса пути — тоже время. Заметно стал уставать Максимыч. На курсы посылали вместе с Тимофеем, новую машину осваивать — долго отказывался. «Поздно переучиваться, — говорил. — Как-нибудь до пенсии дотяну на старом коне». А все же пришлось согласиться. Время такое. Остановишься — отстанешь.

Пышные усы Максимыча шевелились при каждом выдохе. Тимофей смотрел на них, на осунувшееся после поездки лицо своего механика, думал:

«Нет, Максимыч. Если каждый забьется в свою нору, что же получится? Нам нельзя так. Никак нельзя. Вот ты говорил, мол, ученый я уже, а все суюсь, куда не просят. Понял я, понял, о какой «учености» толковал. Ну, сняли с председателя. Выговор влепили. Что же после этого, становиться в позу обиженного? Уйти от борьбы?! Нет-нет, Максимыч. Плохо ты знаешь большевиков. До всего нам дело. За все мы в ответе. За все...»

А потом Тимофей мысленно возвратился к разговору с Дороховым. Радовало, что Клим поддержал его. Значит, правильным путем он шел. Только так можно ликвидировать пробки на станциях, справиться с заданиями пятилетнего плана.

«Разве еще попытаться агитнуть Максимыча?» — подумал он и тронул своего спутника за плечо.

— Что? Приехали? — засуетился тот.

— Почти, — отозвался Тимофей.

Максимыч глянул в окно, снова привалился в уголок, недовольно проговорил:

— Позже не мог толкнуть? Еще только к Крутому Яру подъезжаем.

— Просыпайся, просыпайся, — теребил его Тимофей. — А то как бы тебя в Очерет не завезли.

— И то может случиться, — согласился Максимыч. — Было — катался, — остал папиросы, закурил сам, предложил Тимофею.

— А я наш разговор вспомнил, — сказал Тимофей, разминая папиросу. — Размышлял.

— Что тут размышлять? Выполняй указания и не шамаркай.

— Это я уже слышал. Не верю я тебе, Максимыч. Не такой ты, за кого выдаешь себя.

— Ишь ты. «Не такой». А какой же?

— Беседовал я с Дороховым, — не отвечая на его вопрос, продолжал Тимофей. — Спрашивал он, возьмешь ли состав сверх нормы?

— А ты ему что?

— Посоветовал к тебе обратиться.

— М-да, — Максимыч пошевелил усами. — Значит, спрашивал? Выходит, поддерживает тебя?

— Да ведь стоящее дело! Куда ни кинь — стоящее. И стране во как нужно. И нам прямая выгода в заработке.

— Оно конечно.

— А как же, Максимыч! Тем как раз мы сильны, что интересы совпадают личные и общественные. Взаимная заинтересованность. Государство о нас хлопочет, мы — о государстве.

— Однако, говоришь, спрашивал Дорохов-то? — не без гордости переспросил Максимыч.

— Дорохов мужик головатый. Начинать такое кому зря не поручит.

Поезд подходил к Крутому Яру. Тимофей подхватил свой сундучок.

— Ну, как, Максимыч? — спросил, собираясь выходить. — Решился?

— Какой ты быстрый. Тут подумать не мешает.

Тимофей засмеялся, пошел к тамбуру. На полпути обернулся, крикнул:

— Думай, Максимыч! Только гляди не прошиби! Опередят в два счета!

Тимофей спрыгнул уже на ходу. Шел домой, думал: «Осторожный дед. Очень осторожный. Но уж если возьмется...»

7

У перекрестка Тимофея окликнул Савелий Верзилов:

— Погоди!

Последнее время Савелий стал каким-то неузнаваемым — мрачным, раздражительным.

— Не могу я, — сказал Савелий. — Куда угодно пойду: сторожем, конюхом, за свиньями доглядать...

«Пока сами на ноги не сопнемся...» — всплыли в памяти Тимофея слова Игната Шеховцова. Давно это, при разговоре с Громовым, было сказано. Игнат советовал не прижимать всех хозяев подряд. Дать возможность сеять тем, кто своими силами, «без эксплуатации:» обходится, пока артели окрепнут. И ведь в чем-то был прав мудрый мужик. Не смогли колхозы сразу поднять все земли. Посевные площади, хотя и временно, но сократились.

Тимофей не порывал связей с артелью. В свободное время нет-нет, и заглянет в правление. А то к нему заявятся знакомые мужики. Савелий Тихонович посвящает в свои хлопоты и заботы, радости и беды.

Вечерело. Савелий ковылял рядом с Тимофеем, думая о чем-то своем: Им повстречался Семен Акольцев. На нем — до блеска начищенные хромовые сапоги, новая косоворотка, подвязанная шелковым крученым шнуром с кисточками на концах. Видно было — обрадовался встрече. Поздоровался, оживленно заговорил:

— Все собираюсь к вам зайти, Тимофей Авдеевич.

— За чем же дело стало?

— Боязно как-то.

— Такой ферт — и боязно, — усмехнулся Тимофей. — Всем трактористам позор.