Гагаи том 1

— Ты не ершись, — прервал его Заболотный. — Конечно, не маленький. Да только много не знаешь из того, что нам, вверху, известно. Вот и слушай, когда старшие учат уму-разуму. Постановление о перестройке парторганов, о повышении роли секретаря райкома — не временное мероприятие. Речь идет о постоянном росте партийного влияния во всех сферах общественной жизни. За все ты в ответе. В том числе за Советскую власть в районе. Вот о чем говорят директивы. И забывать об этом нельзя. А ты еще мягковат. Ты еще либеральничаешь в отдельных случаях.

— Органы Советской власти имеют свое подчинение, — возразил Артем.

— Да-да, имеют, — согласился Заболотный. — Только без первого никто не решается... Вот так.

Одинцов слушал Заболотного, кивал, поддакивал. Если во время знакомства его так и подмывало нагрубить этому, как он считал, самовлюбленному чинуше, хотелось доказать, что и он, как председатель райисполкома, кое-что значит, то теперь даже подумать об этом не мог. И чего ради он должен лезть на рожон? Ясней ясного сказано о его месте. Так даже спокойней — не нужно ломать голову, принимать самостоятельные решения... Он и сейчас ничего не предпринимает без согласования с Громовым. Так зачем возмущаться? Зачем копья ломать? Заболотный, конечно, знает, что говорит. И повыше начальство, оказывается, без секретаря обкома партии ни шагу.

А Заболотный, все больше подчеркивая свою значимость, продолжал:

— У вас, вижу, этот вопрос отрегулирован как нельзя лучше. Достаточно было слова секретаря — и все, как в сказке, — многозначительно намекнул на этот шикарный прием. — А почему? Думаешь, благодаря тебе? — погрозил он Артему коротким, будто обрубленным, пальцем. — Тебе еще учиться и учиться, как людей в руках держать. Председатель твой умница. Вот почему. Понимает, не в пример некоторым, линию партии. Верно, Фрол Яковлевич?

— Слово партии для меня — закон, — подтвердил Одинцов.

— Хвалю! Честное слово — хвалю! Я сразу вижу, с кем имею дело. Исполнительный, толковый, с людьми можешь обращаться. Повезло Громову. Ей-ей, повезло. Слышишь, Артем? А то ведь были этакие райисполкомовские наполеончики. В позу становились. Мы, дескать, сами коммунисты — в опеке не нуждаемся. На деле же к оппортунизму скатились. Пришлось растолковывать права и обязанности, прибегать к оргвыводам.

Одинцов всячески угождал гостю, стараясь оставить о себе хорошее впечатление. Колхозников, по настоянию Громова, он отпустил и теперь управлялся сам. Из посторонних лишь шофер был свидетелем их разговора. Он выпил немного водки, предложенной Заболотным, поел, покопался в моторе, прошелся тряпкой по кузову и от нечего делать завалился на заднее сидение подремать.

Между тем, прихлебывая пиво и заедая его раками, Заболотный продолжал поучать Артема:

— Обзавелся машиной — это, брат, полдела. Главное — подобрать шофера. Понял? — И тут же оживился, засверкал масляными глазками: — У тебя, вижу, губа не дура. Пикантную девицу в приемную посадил. Придется на вечерок...

— Моя жена, — побагровел Артем.

Одинцов от неожиданности поперхнулся, закашлялся. Заболотный понял свою бестактность, попытался свести все к шутке:

— Ай-яй-яй! Вот тебе и холостяк. Лучшие люди на глазах гибнут.

— Пора уж, — поддержал Громова Одинцов, хотя и не поверил ему. — Не век холостяковать. — И тут же перевел на другое: — В следующий раз перед тем, как варить раков, я их вам, Степан Мефодиевич, в молоке подержу. Божественный вкус!

— Ну-ну, — благосклонно кивнул Заболотный. Он ел не переставая, шлепая толстыми мокрыми губами, то и дело запивая пивом. — Между прочим, моя патовина не может достать в городе хороших арбузов, — обратился к Громову.

— Не подвозят?

— Наверное, подвозят. Да не то, что надо, — вставил Одинцов.

— Святые слова! — воскликнул Заболотный, проникаясь все большими симпатиями к этому понятливому разбитному малому. — Именно не то, что надо.

— Так вы адресок оставьте, — подсказал Одинцов, — подбросим. — И, уловив недовольный взгляд Громова, добавил: — Беру это на себя.

— Обяжешь. Очень обяжешь, — сказал Заболотный. — Рассчитаемся по рыночным ценам. — Заметив протестующий жест Одинцова, поспешно продолжал: — Да-да. Служебное положение здесь ни при чем. У меня такой закон: взял — плати.

«Как бы не так, — подумал Одинцов. — С одной стороны, надо быть безмозглым ослом, чтобы брать с тебя плату, а с другой — только неисправимый дурак может надеяться получить ее от тебя».

Заболотный насытился, отвалился от ведра, в котором еще оставались раки. Сокрушенно проговорил:

— Глазами бы ел, а нутро не принимает.

— Ничего, — успокоил его Одинцов, — никуда от нас не уйдет. Расправимся погодя.

— И то верно. — Заболотный огляделся, отдуваясь, запрокинулся на спину. — Благодать какая! — удовлетворенно простонал. И тут же пожаловался: — А мы ее не видим. Все работа, работа...

Над ним, со свистом разрезая воздух, промчался табунок чирят и потянул на дальний, скрытый за складкой местности, угол пруда. Там начинались тянущиеся по дну балки, заросшие кугой, камышами, болотным разнотравьем плеса.