Гагаи том 1

— Все в наших руках, — с готовностью отозвался Одинцов. И поинтересовался: — Сеточку потащить нет желания?

— Да нет уж, — отозвался Заболотный. — Небось свежо в воде.

— Ясно. Незачем вам мокнуть, — тотчас же согласился Одинцов. — Один момент, — и закричал троим мужчинам, сидящим на берегу в отдалении: — Ребята! Давай шуруй!

Сняв портки и подвернув повыше рубашки, ежась и переминаясь с ноги на ногу, мужики вошли в воду.

— А это еще зачем? — недовольно проговорил Громов. Кинул сердитый взгляд на Одинцова. — Что за барские замашки?

Одинцов хмыкнул, ища поддержки, повернулся к Заболотному.

— У него, — кивнул на Артема, — всегда так. Как что — сразу формулировочка. А рыбаки эти — друзья мои наилучшие. Сами напросились. Им сеть завести — лучшего удовольствия и на свете нет.

— Что рыбалка, что охота — пуще неволи, — согласился Заболотный.

— Ишь, как управляются, — указал Одинцов в их сторону, как бы приглашая Громова и Заболотного убедиться в справедливости своих слов. Но в действиях «рыбаков» ему, видимо, что-то не понравилось. — Куда?! — переполошился он. — Рано тащить!

Артем отошел к костру. А Одинцов продолжал наставлять своих помощников:

— Хрокалом попугайте ее, идолову тварь, чтоб в сети кинулась. Хрокалом!

Громов обкладывал-закопченные бока казана сушняком и думал о своем. Его отчет произвел впечатление. Секретарь обкома остался доволен. «Учитесь у Громова, — говорил участникам совещания. — Поставьте так работу, чтобы, как у него в районе, во всем чувствовалась твердая партийная рука». И не случайно Громов спросил у Одинцова: «Как конь?» «Оппелек», на котором они приехали, — подарок секретаря обкома. Отныне он закреплен за Артемом, передан на баланс райкома.

И еще что-то радостное жило, пело в груди Артема. «Что бы это могло быть?» — силился он понять. И вдруг догадался: Кданя! Ну, конечно же — любовь, так неожиданно и так властно завладевшая им. Он видел, как смутилась Кланя и тут же взяла себя в руки, подчеркнуто официально подала ему записку. Одинцова, когда они с Заболотным появились в райкоме. Он готов был целовать и целовать ее вздрагивающие губы, но смог лишь кивнуть, испытывая в тот миг жгучее чувство вины.

Слуха Артема коснулись какие-то странные звуки. Будто где-то далеко ухали взрывы. Артем обернулся и сразу же понял их происхождение. «Заговорило» хрокало — отрезок железной трубы, насаженный на деревянный держак. Этим хрокалом один из рыбаков, как пестом, толок воду, пугая рыбу. Два других шли по сторонам и били по камышам палками.

— Хорош! — крикнул Одинцов. — Теперь выбирай снасть!

Сеть выволокли на берег. В ней трепыхались окуни, щуки. А у нижней шкаторины — с шапку величиной, медлительные, сразу же затихшие караси.

— Ишь ты, — качнул головой Заболотный. — Свежина что надо.

Тройную уху сварил Одинцов. Две большие луковицы положил в казан — для сладости и аромата. Приправил душистым перцем, лавровым листом. И Заболотный увлекся. Потирая руки, давал советы, принюхивался, приговаривал:

— Знатная ушица. Дымком пахнет.

Все продумал Одинцов: и подстилку припас, и миски, и деревянные расписные ложки. Казан уже сняли с костра. Его место заняло ведро раков. По этой части Одинцов был непревзойденным мастером. Прежде чем ставить раков на огонь, густо пересыпал их посеченным зеленым укропом, круто посолил.

— Молодец у тебя исполком, — повернувшись к Артему, нахваливал Заболотный Одинцова. — Ей-ей, позавидуешь. — Окинул взглядом разложенную закуску, батарею бутылок с водкой и пивом. — Лишь птичьего молока не хватает.

Заболотный любил не так выпить, как поесть. А тут такое великолепие. Выдался чудесный день бабьего лета — паутинка серебрится в неярких, но еще теплых лучах солнца, тихонько перешептываются камыши, всюду неповторимые краски увядающей природы, прозрачная даль, щекочущий аромат ухи, дымок костра...

Он считал себя лириком, этот преждевременно расплывшийся и полысевший человек, хотя во всем, что делал, руководствовался лишь холодным расчетом. Он не ошибся, рассудив, что Артем может стать тем коньком, который вывезет и его, Заболотного. Вышло так, как он предполагал. Секретарь обкома поставил его в пример. О нем сложилось мнение как о работнике, обладающем непревзойденным даром растить и воспитывать низовые партийные кадры. А теперь еще Артем не забыл вспомнить о нем в своем отчете. Неважно, что ему пришлось подсказать эту мысль. Зато снова рядом с именем лучшего секретаря райкома партии прозвучало имя умелого и требовательного наставника Заболотного.

Они выпили и по одной, и по второй. Немножко захмелев, с жадностью хлебая уху, Заболотный говорил Артему:

— Небось приятно купаться в славе? То-то, дружище. Говори спасибо Степану Мефодиевичу. Будешь за меня держаться — не пропадешь.

— Как «держаться»? — усмехнулся Артем. — За ручку? Так вроде не маленький.