Перед Артемом вставало лицо Клани — бледное, обескровленное, обрамленное в беспорядке рассыпавшимися по подушке чудесными волосами. Он видел искусанные припухшие губы и ставшие какими-то непривычно большими и глубокими усталые глаза, при виде его озарившиеся радостью. Через дверное стекло он кивал ей, улыбался, показывал жестами, мол, не пускают, подбадривал. И едва не ушел с цветами. Гуровна взяла их у него, поставила в стакан с водой на тумбочке возле Кланиной койки. Клана смотрела на него безмятежно, счастливо, как человек, свершивший что-то очень важное, трудное, опасное, которому уже ничто не угрожает, который может позволить себе просто отдохнуть, насладиться покоем...
Артем все ходил и ходил. Никто ему не мешал, ничто не отвлекало от роившихся в голове мыслей. Он думал о том, что ничто в жизни не дается даром. За радость материнства Кланя заплатила душевными и физическими страданиями, отдав сыну частицу своей плоти, крови. И он тоже должен платить вниманием, заботой, возросшими обязанностями и ответственностью.
Ночь шла на убыль, а Артему не хотелось спать. Уже гасли звезды, когда ноги привели его на вокзал. Артем прошел по безлюдному перрону. Пассажирский зал тоже был пуст. Заглянул на служебную половину. В коридоре — темно. Он открыл ближайшую дверь. В комнате линейного милицейского поста, свесив голову на грудь, спал милиционер. Из глубины помещения доносился стук телеграфного аппарата. Приоткрылась дверь справа, выглянула девушка в железнодорожной форме с двумя «гайками» в петлицах.
— Вам что, товарищ, нужно? — строго спросила.
От неожиданности Артем замешкался с ответом.
— Да так, — замялся он. — На огонек зашел.
— Посторонним здесь делать нечего. Это — служебное помещение.
В голосе девушки Артем уловил где-то ранее слышанные интонации.
Ему казалось, что в чертах лица проглядывает что-то неуловимо знакомое. Он подался немного вперед, словно хотел получше всмотреться в лицо девушки. Но она расценила это движение по-своему.
— Оставьте помещение! — решительно приказала.
— Однако вы очень строги, — попытался отшутиться Артем. Он стоял теперь в полосе света, падающего из раскрытых дверей, и силился вспомнить, у кого же видел вот такие брови, такие глаза...
— Оставьте помещение! — повторила девушка.
— Гражданин, — послышалось сзади, — не будем скандалить. Давайте пройдем.
Артем обернулся на голос. Милиционер поначалу опешил, но тут же вытянулся, приложил руку к козырьку фуражки:
— Здравия желаю, товарищ секретарь райкома!
Желаю и вам здоровья, — усмехнулся Артем. — А вот спать на посту — не годится. Девушка воюет с нарушителем порядка, а вы...
— Виноват, товарищ Громов! — снова козырнул милиционер.
Артем снисходительно махнул рукой.
— Можете идти... А вы, — улыбаясь повернулся к девушке, когда милиционер удалился, — решительная.
— Простите, пожалуйста, — смущенно пробормотала Фрося. — Не приходилось вас видеть.
Недавно у нас?
— И давно, и недавно. В Днепропетровске училась. А вообще-то местная.
Они вошли в комнату дежурного по станции. Громов подсел к телефону.
— Можно попользоваться? — спросил, поднимая трубку.
— Конечно, конечно.
Громов попросил соединить его с больницей.
— Что-то произошло? — обеспокоенно спросила Фрося.
— Произошло? Ну да. Произошло. Сын родился!
— Вот как! — вырвалось у Фроси. — Поздравляю.
Артем кивнул. Его соединили. Дежурный врач сказал, что роженица и ребенок чувствуют себя хорошо, что они спят. Громов поблагодарил, поднялся. Доверительно сообщил:
— А я всю ночь брожу.
— Еще бы! — воскликнула Фрося. — Такая радость.
Громов посерьезнел. Ругнул себя: «Болтаю, как восторженный мальчишка». И вообще вся эта история с бодрствованием, как подумалось ему, выглядела как-то несолидно.
— Радость, конечно, большая, — сказал он сдержанно. И заторопился: — Не буду мешать. Всего вам доброго. — Уже от двери обернулся; — Да, а вы так и не назвали себя.
— Пыжова моя фамилия.
— Пыжова? Не в родстве ли с Тимофеем Авдеевичем?
— Племянница.
— Ну вот! — будто даже обрадовался Громов. — А я смотрю, что-то знакомое... Даже в характере! — засмеялся он, махнул рукой. — Ни пуха ни пера!
Оставшись одна, Фрося улыбнулась, подумала: «Пугали Громовым, мол, суров и недоступен, а он, оказывается, очень простой, да к тому же еще чудак». И не могла сдержать смех, вспомнив, как Громов растерялся, когда она предложила ему покинуть служебное помещение.
В это время возвратился Артем, озабоченно спросил:
— Кем вы работаете? Дежурной по станции? Значит, эксплуатационник.
— Да, конечно, — погасив усмешку, подтвердила Фрося.
Громов вопросительно посмотрел на девушку.
— Не смогли бы вы мне помочь разобраться в одном деле?
— Если смогу, пожалуйста.
— Вот вы эксплуатационник, — начал Громов, присаживаясь к столу. — Скажите мне, какова пропускная способность железных дорог?
— Такими данными я просто не располагаю, — призналась Фрося, — К тому же это, очевидно, является государственной тайной...
— Вы правы. Я не совсем правильно поставил вопрос. Меня интересует, можно ли увеличить грузопоток, к примеру, по нашей станции?
— По меньшей мере в два раза.