Гагаи том 1

За гробом шла Марфа в черной кашемировой шали с длинной бахромой. Ее поддерживали Елена и Антонида. Тут же — Михайло, Степанида с мужем. Евдокия вела Гриньку за руку. Шла Фрося — статная, красивая. Она и не пыталась придать своему лицу скорбное выражение. Ее несколько удивленный взгляд будто говорил: «К чему все это, если жизнь только начинается, если ее настойчивый зов гремит в крови, если светит солнце, и голова хмелеет от ожидания, и к сердцу подступает томление — необъяснимое, неведомое ранее, такое тревожное, заманчивое, волнующее!»

Кондрат Юдин, поблескивая маленькими глазками, с простодушием слегка выпившего человека говорил своему неизменному спутнику:

— Не-е, Харлаша. Стихия, она, брат, всем правит. Ить Авдею и не снилось, что Кондрат прихлопнет его крышкой. А прихлопну. Ей-ей. В лучшем виде заколочу — на веки вечные. С рук на руки передам властям небесным.

— Передашь, — как эхо отозвался Харлампий.

Гроб внесли в церковь. Отслужили панихиду.

— Приидите, последние целования даде, братия, умершему... — проговорил отец Леонтий.

— Несут! — вскрикнул Сережка, услышав священное песнопение. — Несут, тять!

Тимофей выпрямился, вогнал топор в стропилину, снял фуражку, сдернул кепчонку с головы сына. Оставил работы и Иван, подшивавший потолок обаполами, которые снизу подавал Савелий.

Дорога на погост пролегала рядом. Процессия приближалась, Тимофей смотрел на отца. Сверху хорошо был виден весь он — вытянувшийся, с венцом на бледном лбу, с вызывающе торчащей бородой.

Гроб поравнялся с домом, поплыл дальше. Тимофей не заметил откровенно ненавидящего взгляда Михайла. Не слышал осуждающего ропота старух. Стоял, упрямо сжав губы, провожая гроб холодно блестящими из-под насупленных бровей глазами. К нему жался притихший, растерянный, напуганный ликом смерти Сергей. Тимофей машинально ерошил его вихры большой шершавой ладонью. Сильная рука отца успокаивала Сережку. Но смутная, необъяснимая тревога не оставляла мальчишку.

— Я-то не умру. Правда? — с надеждой заглянул он в глаза отцу.

Тимофей плотнее прижал его к себе, раздумчиво ответил:

— Не в том дело, сынок. Главное — на верный путь стать, правильно жизнь прожить, с открытым сердцем...

Тимофей вздохнул глубоко, шумно, поплевал на руки, взялся за топор. Савелий, подавая снизу обапол, крикнул:

— Держи, Иван!

Работа продолжалась. И лишь Сережка, обхватив стропилину, все еще смотрел в сторону кладбища. Не по-детски хмурился его лоб.

А там, меж кладбищенскими покосившимися крестами, все шло своим чередом. Отец Леонтий прочел молитву. Кондрат Юдин, лихо взмахивая молотком, прибивал крышку. С новой силой заголосила, запричитала Глафира:

— Ды на кого ты нас покинул, свет-батюшка Авдей Авдеич?! Ды нешто мы не почитали тебя, не лелеяли?! И кто оборонит, защитит нас от злых, лютых недругов? Слезьми горючими обливаемся. Сиротинушками мы зостались обездоленными. Обездоленные судьбинушкой горькою...

Ей подвывали бабы, охотно наделяя покойника всеми и всяческими добродетелями, качествами действительными и мнимыми. И разжалобили-таки народ. Старушки вздыхали, вытирали глаза, шумно сморкались. Вдруг взвыла Степанида:

— Батюшка, мой родненький! — Кинулась к гробу, упала на него. — Не отдам тебя! Не отдам! — кричала в исступлении.

Плакала Антонида, забыв все зло, содеянное ей свекром. Закусив губу, боролась с подступающей слабостью Фрося. Смахивала слезы Елена. Она не однажды хоронила своих боевых друзей. И всегда была твердой. Тогда, над могилами погибших за революцию, звучали мужественные слова, гремели прощальные залпы. Сердце закипало гневом. А тут... невольно поддалась липкой, обезоруживающей жалости.

Недовольно сопел Гринька, переминаясь с ноги на ногу. Ему надоела вся эта церемония, Евдокия смотрела зло, настороженно. Со смертью Авдея кончилась ее власть в доме Пыжовых. Она сразу же почувствовала это, но решила не сдаваться. По новым законам ее Гринька тоже наследник...

Не на веревках — на длинных рушниках опустили гроб в могилу.

— Ды открой свои ясные глазыньки! Ды сглянься на нашу печаль сиротскую! — еще выше, еще жалобнее повела Глафира, вышибая слезу у мужиков.

— Тьфу, сатана, — тихо ругнулся Кондрат, отходя в сторону. — Довела до коликов у носе, идолова баба.

И только старая Марфа оставалась безучастной ко всему, что происходило. Она слышала причитания Глафиры, вопли Степаниды, всхлипывание баб, глухие удары комьев земли о гроб. Хор уже пел «Вечную память». А у нее не дрогнул ни один нерв.

6

Притаился этот Яр среди раздольных украинских степей. Рождались здесь люди, жизнь проживали, в землю уходили, не зная, не ведая, что деется на белом свете, оторванные от всего мира.

Говорят, будто еще в те времена, когда отменили крепостное право, позвал пан самого захудалого крутоярца, подпоил его и сказал: «Сколько обежишь земли — вся твоя будет». Подался мужик со всех ног, да тут же пьяный и свалился. А пан смеется: «Га-га-га!»