Гагаи том 1

Однажды шкипер повел их к берегам Китая. Он был опытным браконьером, настоящим морским пиратом — смелым и находчивым, решительным и хитрым. Днем он отстаивался в нейтральных водах, а чуть спустится вечер, спешил к устричным отмелям. И все же их накрыл катер береговой охраны. Он подошел с погашенными огнями вплотную и вдруг осветил прожектором. Послышалась команда следовать в порт.

Шкипер погасил прожектор выстрелом. Он надеялся ускользнуть, пользуясь темнотой. Но в тот же миг пулеметная очередь скосила его. Ивана тоже ранило — в третий раз.

Его долго держали в тюрьме. Потом вытолкали за дверь. Начались скитания в поисках горстки риса. Кем только он не работал: и сельскохозяйственным рабочим на рисовых плантациях, и резчиком бамбука, и грузчиком, и носильщиком, и посуду мыл в ночном кабачке.

К тому времени докатились до него вести о новой войне, которую ведет Николай с Германией. Нет, он не рвался в драку. Хватит с него и того, что однажды уже предали, оставили израненного на поле боя. И все же он настойчиво искал путей перейти границу. Он долго бродил в пограничных районах и уже договорился с контрабандистами, промышлявшими опиумом, чтобы его переправили. Но на него обратили внимание местные власти и едва не схватили как шпиона. Пришлось бежать к побережью.

Снова скитания в погоне за случайным заработком. После долгого бродяжничества ему удалось устроиться матросом на судне малого каботажа. Он имел пищу, койку в вонючем кубрике, да еще мог делать кое-какие сбережения.

Как-то на переходе из Шанхая на Формозу их судно попало в жестокий тайфун. Спустя долгое время потерявшее управление, почти совсем разбитое судно вынесло к берегам Австралии. Из экипажа уцелело всего два человека. Одним из них был Иван Пыжов — хлебнувший горя крутоярский мужик. Полуживых, одичавших, их выходили австралийские рыбаки. Ли — товарищ Ивана по несчастью — двинулся в ближайший порт в надежде попасть на судно, идущее в Китай. Иван же направился в глубь страны — начинался сезон стрижки овец, и можно было, как надоумили его рыбаки, хорошо заработать. А Ивану очень нужны были деньги. Мысли о возвращении на родину теперь не оставляли его ни на минуту. Он знал, что не сможет наняться на суда дальних пассажирских линий — у него не было документов. И поэтому только билет давал ему возможность выбраться отсюда.

Рыбаки не обманули. Овец действительно было много. И каждый фермер хотел как можно скорее сбыть шерсть. По восемнадцать, по двадцать часов в сутки работал Иван. Он уже видел себя среди пассажиров, отправляющихся в Европу. Но по пути в Сидней на него напали грабители. Напали так, как умеют только они, — трусливо и безжалостно. Он получил еще две раны и лишился всего, что имел.

Это был очень тяжелый удар. У многих такой удар выбил бы из-под ног почву. А Иван устоял. Он не пал духом. Просто уяснил, что осуществление заветной мечты отодвигается на неопределенный срок и что надо предпринять все возможное, чтобы этот срок сделать как можно короче. Он шел к своей цели с поистине пыжовским упорством. Ему удалось покинуть Австралию, забравшись в трюм грузового судна. В Коломбо плавание прервалось. Его обнаружили, избили и выбросили на берег.

Так и пробирался — от порта к порту: работал, попрошайничал, воровал, лишь бы не сгинуть на чужбине.

Долгой, очень долгой была дорога к дому, то в компании морских разбойников, то матросом отживающей свой век шхуны, на которую не шли уважающие себя моряки. Он помогал контрабандистам, рискуя угодить на копи. Эта дорога делала невероятные виражи и зигзаги, отклонялась в сторону, а то и поворачивала вспять. Уже в Карачи был Иван, когда произошла революция в России. И все же ему потребовалось еще четыре страшных года, чтобы ступить на родную землю.

Через семнадцать лет прибился к своему дому Иван Пыжов — пропавший без вести русский солдат. В свои сорок шесть лет он был совершенно седой. Тело его испещрено шрамами, лицо опалено беспощадным тропическим солнцем, знойными ветрами пустынь и южных морей. Он привык к лишениям и невзгодам, закалился в ожесточенной борьбе за жизнь. Но, увидев свою хату, глядевшую пустыми глазницами окон и будто еще глубже вросшую в землю, ступив на подворье, заросшее чертополохом и вишняком, Иван заплакал. Так вот, оказывается, куда он стремился все эти годы! К давно остывшему очагу?! К опустевшему, разоренному гнезду?!

Мальчишками пяти и семи лет оставил Иван своих сыновей. И теперь никогда уж их не увидит. Старший упал на брусчатку Дворцовой площади, сраженный юнкерской пулей в ночь штурма Зимнего, а младшего спустя два года растерзали махновцы в Галициновке — вспороли живот, набили пшеницей. И всего-то по двадцать лет было мальчишкам...

Не дождалась его и жена — сгорела в тифу. Обезлюдел дом, и сельчане растащили все, что можно было унести. Надо было все начинать сначала: и дом приводить в порядок, и жизнь налаживать.

А вокруг происходило такое, что не совсем было доступно его пониманию. Без него отгремели события, так круто изменившие все прежние представления.