Гагаи том 1

В Мавзолее Ленина Тимофей с волнением всматривался в дорогие черты Ильича, а в памяти всплывал зимний вечер двадцать четвертого года, невыразимая скорбь, обрушившаяся на него, слезы стариков, испуганно-недоумевающие лица детей, плач деповского гудка... И вспоминались печальные строки, которые в свое время учил Сережка:

...И потекли людские толпы.
Неся знамена впереди.
Чтобы взглянуть на профиль желтый
И красный орден на груди.
Текли. А стужа над землею
Такая лютая была.
Как будто он унес с собою
Частицу нашего тепла...

Он помнит, какое неизгладимое впечатление произвела встреча с Лениным на Ивана и Андрея. Получив награды, все они пришли в Мавзолей к Ильичу. И теперь через всю жизнь пронесут его образ, теперь ни в чем — ни в малом, ни в большом — не погрешат против ленинской правды.

Сюда же мечтает Тимофей привести своего сына. Он сделает это во время зимних каникул, когда и Елена будет свободна, и Сережка, продолжающий учиться в вечерней школе. Правда, нужно будет написать в депо и попросить, чтобы Сергею дали отпуск хотя бы на недельку. Тогда уж Тимофей покажет им Москву, поведет к Кремлю...

С каждой лекцией все шире перед Тимофеем раздвигались рамки представления о мире, о жизни человеческого общества.

Тимофей посылал восторженные письма Елене, восхищаясь всем: Москвой, москвичами, своими товарищами, преподавателями, чудесными условиями, созданными слушателям Промакадемии.

«Для полного счастья не хватает лишь тебя, — писал он. — Помню. Люблю. Жду. — И тут же дурачился: — С ужасом вспоминаю твоего поклонника. Цепенею при мысли, что во время моего отсутствия Филипп Макарович завладеет твоим сердцем».

Дыкин и в самом деле снова принялся обхаживать Елену с упорством маньяка, до.смешного уверенного в своей неотразимости. И Елена отвечала Тимофею: «Между прочим, для тебя это реальная угроза».

Она радовалась, видя, как поднимается Тимофей над самим собой, как от письма к письму растут его интересы, духовные запросы, как обогащается он интеллектуально.

В своих письмах она сообщала ему все крутоярские новости. От нее он узнал о предстоявшем замужестве Фроси, своевременно прислал свои поздравления, подарки и получил в ответ искрящееся неуемной радостью жизни письмо молодоженов. Со временем Андрей сообщил о деповских делах.

И Сережка писал. Его письма доставляли Тимофею большую радость. В каждом из них билась мысль, беспокойная мысль юноши, вступающего в жизнь. Он рассуждал, спорил, ниспровергал и утверждал с бескомпромиссностью юности. Артур — «Овод», до последнего времени властвовавший в его душе, уступил место Павке Корчагину. «Я помню, отец, что это твоя и твоих сверстников молодость. Но мне тоже хочется прожить так, чтобы не было мучительно больно за напрасно прожитые годы. — Будто с кем-то полемизируя, доказывал: — Разве зазорно быть слесарем? Разве профессия определяет суть человека? Главное ведь не в том, кем ты работаешь, а как, каков ты есть. Бывают люди вовсе необразованные. Того же дядю Кондрата взять. Зато какая у него душа! И можно окончить институт, устроиться в жизни, быть внешне привлекательным, но так и не стать человеком в большом, настоящем значении этого слова». И уже из другого письма: «Тебе нравится подставлять лицо шквальным порывам ветра с дождем или снежным вихрям? Чтоб секло, било. Мне — очень. Тогда поет все внутри, и будто наливаешься необыкновенной силой, и кажется, что любое дело по плечу, любая трудность нипочем». Или: «Меня приняли в комсомол. А я ведь еще ничего не сделал!»

Тимофей тепло улыбался, читая Сережкины строки. И говорил с ним — родным и далеким. «Хорошо, сын. Хорошо, что тебе нравится подставлять лицо шквальным порывам ветра с дождем или снежным вихрям. Хорошо, что ты взял себе в спутники Павла Корчагина. И не беда, что ты пока ничего не сделал. Главное — ты понимаешь это. И ты еще успеешь совершить доброе в жизни».

Елена, втайне от сына, писала Тимофею: «Перебирала Сережкины книги. Выпала фотокарточка Настеньки Колесовой. А сзади надпись: «Сереже на память о прошлом». Я поразилась. У них, оказывается, уже есть прошлое! Или, может, было прошлое?.. Он ничего мне не говорит. Но я вижу, чувствую: с ним происходит что-то неладное. Его гнетет какая-то печаль. Купил скрипку и отдает ей все свободное время. Уже кое-что играет. И ни одной мажорной мелодии. Что все это значит? Ума не приложу».