Гагаи том 1

«Нет, не одним, — упрямо качнул головой Тимофей. — Ты шкура. Тебе лишь бы за правым крылом утвердиться. Потому и правильно, что нагнали. Не умеешь — не лезь».

«А тебя как сковырнули, правильно или нет? — издевался Илларион. — Небось орден не носишь?»

Тимофей не нашелся, что ответить. В памяти всплыло заседание партбюро Промакадемии, в ушах зазвучали жесткие, беспощадные слова: «За орден прячешься? И не у таких снимали награды». Не станет же он объяснять, что после того разговора не может появляться на людях с орденом.

«То-то же», — самодовольно подытожил Илларион.

Еще не совсем Тимофей пропил рассудок. Хватило здравого смысла оставить Иллариона в покое. Расплачивался, уже плохо соображая, что делает. А пока шел домой, совсем опьянел. Ввалился, еле на ногах удерживаясь. «Что уставилась?! — нашумел на Елену, встретив ее испуганно-недоумевающий взгляд. — Давно не видела? — Уронил фуражку, качнулся, осел на скамью у кухонного стола. — Ну? — глянул на нее мутными, невидящими глазами. — Не нравится?»

«Укладывайся, Тимоша, — голос Елены дрогнул. — Давай помогу раздеться».

«Нет! — Тимофей, как бы отстраняя ее, выставил вперед руку. — Ты скажи, кто я? Механик? Не-е. Извозчик!.. И не поездку обмывал, а упряжку. У-пряж-ку!»

Елена попыталась его успокоить.

«Вот тут саднит», — ударил он кулаком себя в грудь.

«Пройдет, — сказала Елена. — Все пройдет, уладится...»

Тимофей грубо оборвал ее:

«Что ты понимаешь?.. «Уладится», — передразнил ее. — Суешься со своими интеллигентскими штучками. Тошно слушать».

Будто ударил Елену. Жена отшатнулась, закусила губу, чтобы не вскрикнуть. Она не видела, как из своей комнатушки вышел Сергей. Бледный, взволнованный, он заслонил ее собой.

«Ты, батя, маму не обижай».

В это мгновение он напоминал молодого волчонка, впервые показавшего, что и у него есть клыки.

...Тимофей высунулся из окна паровозной будки, бросил прощальный взгляд в сторону исчезающей за гребнем холма Алеевки и снова стал всматриваться вперед. А мыслями возвратился к прежнему, к пережитому.

Вспомнился Сергей, и снова Тимофею стало не по себе. В стройбатальон попал сын. За далекий Полярный круг. Ромка Изломов, с которым Сережка вместе призывался, попал в Морфлот, Герасим Юдин — в авиацию. Стрелковые, танковые, артиллерийские части пополнили крутоярские ребята. Лишь Сережка-

Нет, сын не жаловался. Восторгался северным сиянием, снежными буранами, океаном, ревущим у скал. Касаясь службы, был немногословен. Но иногда проскальзывало: «Уже третий день не работаем. Пурга. В двух метрах ничего не видно». Или: «Эту землю взять не просто. Вечная мерзлота! Бьем шпуры раскаленными на кострах ломами и рвем взрывчаткой».

С закрытием навигации почти совсем обрывалась с Сережкой связь. «Почту к нам привозят на оленях раз в месяц», — писал он. С первых дней войны стали работать по шестнадцать часов в сутки. И ночевали на объектах, и еду им туда доставляли. Сергей бодрился. «Зато уж такие «штучки» отгрохали!» И тут же: «Скорее бы на фронт!»

«Бедный мальчик, бедный мальчик», — сокрушалась Елена, читая между строк, как трудно ее сыну.

Но Тимофей не выдавал своих чувств, успокаивал жену: «Ничего, ничего. Он у нас не неженка. Крепче будет».

...Степными дорогами отходили сильно потрепанные в боях воинские части. Устало шагали бойцы, словно неся на своих плечах тяжесть поражения.

По большаку, протянувшемуся вдоль железнодорожного полотна, пылили беженцы, на подводах, на тачках везли детей, самую необходимую утварь, гнали скот.

Тимофей печально смотрел на этих людей, покинувших родные места. Вот и он отправился в далекий, неведомый путь вместе с разместившимися в поезде односельчанами. Среди них и Елена — друг, жена, разделившая с ним его нелегкую судьбу. И начальник эшелона Изот Холодов — секретарь райкома. Он стоит рядом, думает о чем-то своем. Землистое лицо с темными полукружьями под воспаленными от бессонницы глазами болезненно кривится.

3

Изоту было о чем думать. Его предупредил второй секретарь обкома Заболотный о возможной эвакуации, велел ждать дальнейших указаний. Но враг неожиданно высадился в районе Мариуполя, создалась угроза обходного маневра. Уже в спешке пришлось отправлять стоявшие в тупике, законсервированные паровозы из запаса НКПС, взрывать депо, резервуар технической воды, кирпичный завод, поджигать пакгаузы. Собрали оставшиеся на станции товарные вагоны и открытые платформы, сформировали небольшой состав. И не смогли забрать всех желающих уехать.

Изот не может забыть тех, оставленных на вокзале, кому не хватило места и кого Недрянко не допускал к составу. Он видел их взгляды — хмурые, завистливые, растерянные, озлобленные, умоляющие, недоуменные. А чуть подальше, позади всех, стоял Маркел Сбежнев с сыном. У ног его на узле с пожитками сидела жена и держала в подоле ребенка. Странным было выражение лица Маркела. На нем отразились и страх, и надежда, и гордость. Одним из первых он понял, что ждать больше нечего. Взвалил узел на плечи, сутулясь, но, очевидно, не из-за тяжести поклажи, двинулся в обратный путь. А жена еще оглядывалась, и сын...