Пустив кольцо табачного дыма, Недрянко проследил, как оно расширяется, деформируется, тает. Не оборачиваясь к Елене, спросил:
— С чем шла в Крутой Яр?
Он уже знал от Дыкина, какие обстоятельства привели ее домой. Вопрос задал на всякий случай. Авось ей что-нибудь известно о подполье.
Елена молчала, недоумевающе глядя на него. А он пустил еще одно кольцо.
— С каким заданием?
И снова Елена не нашлась, что сказать. Ее только сейчас поразило вот это превращение бывшего начальника милиции.
— Отвечай! — рявкнул Недрянко, со всей мочи хватив кулаком по столу.
«Сейчас, сейчас начнет бить, — уже физически ощущая боль, подумала Елена. — Потом поволокут, как эту несчастную женщину, чтобы потом снова...»
— Не смейте! — в отчаянии вскрикнула она. — Не смейте!..
Недрянко тыльной стороной ладони уперся ей в подбородок, запрокинул голову. Он задержался взглядом на ее миловидном лице, отступил, оценивающе снизу вверх окинул по-девичьи стройную фигуру.
— Губа не дура, — пробормотал, имея в виду Дыкина и уже не сомневаясь, что начальнику удастся добиться своего.
О, Недрянко считает себя хорошим знатоком людских душ. Были разные среди тех, кого он спровадил на тот свет. Одни, уходя из жизни, оставались до конца твердыми, другие — лишь вначале храбрились, а потом раскисали, ползали на коленях. Эта женщина, по его мнению, действительно может принять смерть с поднятой головой. В горячечном состоянии, конечно. На миру. В крайнем возбуждении.
Недрянко подумал о том, что примени он сейчас «физиотерапию» — всего несколько болевых приемов — и уже сегодня Дыкин мог бы ее забирать. Но его очень просили на сей раз обойтись без физического воздействия. Вот и ломай теперь голову.
— Мне ничего не стоит изуродовать тебя, как бог черепаху, — сказал Недрянко, снова усаживаясь. — Но ты понадобилась моему шефу. Он у нас со странностями. У него нежная натура. Он не может любить женщину, если ее тело в кровоподтеках. Это его шокирует.
Елена молчала.
— А почему бы тебе по-хорошему не откликнуться на зов его сердца? — издевался Недрянко. — У него самые чистые и благородные намерения. Впервые сталкиваюсь с таким целомудрием.
— Вы — чудовище, — сказала Елена.
Недрянко скептически взглянул на нее, помедлив, отозвался:
— Ты мне льстишь. А то я уже было подумал, что стал чистым ангелом во плоти. С этими деликатными поручениями можно и впрямь превратиться в агнца.
Было далеко за полночь. Елена все еще стояла посреди этой страшной комнаты. Ее пошатывало. А за столом сидел Недрянко, курил, что-то соображал, посматривая на нее нахальными глазами. Видимо, сама того не подозревая, она подсказала ему какое-то решение.
— А ведь засватаю! — вдруг воскликнул он.
— Не обольщайтесь, — сдержанно проронила Елена.
После допроса ее снова препроводили в камеру. При ней Недрянко распорядился вынести табурет и жесткое ложе, на котором она провела первую половину ночи. Ей негде было сесть, прилечь. Уходя, Недрянко приказал часовому: «На полу не давай укладываться. Будет засыпать — водичкой окати». И Елена лишь смерила его гордым взглядом.
«Не удастся, не удастся, — твердила она, прислонившись к стене. — Подумаешь, чем вздумал взять». Она копила в себе зло. Это помогало ей держаться.
Забрезжил поздний рассвет. Четче обозначился железный переплет на посветлевшем небе. Дрема туманила голову, а Елена все ходила, заставляя себя двигаться, — взад, вперед, всего несколько шагов.
Наконец настал день, и сонная маята ненадолго отступила. Зато свинцовой тяжестью налились ноги. Елена все чаще приваливалась к косяку двери, к стенам. И тогда появилось еще большее желание лечь, уснуть. Вторые сутки Елена была без сна. И облегчение, которое почувствовала с приходом дня, исчезло. Однажды даже на какой-то миг задремала. Ноги подогнулись. Безвольное ее тело скользнуло вниз. Но она торопливо поднялась с пола, и часовой не успел облить ее водой.
С наступлением ночи Елену тайно переправили на квартиру к Дыкину. Она шла шатаясь, как пьяная, с трудом переставляя одеревеневшие ноги. И снова ей пришлось стоять уже у другой стены. А напротив, всего в нескольких шагах от нее, была кровать. Елена не могла оторвать воспаленного взгляда от мягкой белоснежной постели. Какой-то убаюкивающий голос нашептывал ей: «Ляг в нее. И исчезнут все горести. Тебе станет легко, покойно». Где-то в подсознании билась тревожная мысль: «Нет, нет. Не смей. Это западня!..» А ноги уже повели ее...
— Назад! — приказал полицай.
Елена отпрянула — так неожиданно прозвучал этот окрик. И так спасительно. «Удержалась, удержалась...» Ее плавно качают волны. Она не чует тяжести своего тела. Как хорошо не чувствовать тяжести тела! И ночное море такое теплое. Его объятия нежные, ласковые. О, да это же сама смерть уносит ее в желанное выстраданное небытие. Наконец-то!..
Полицай окатил ее холодной водой. Елена очнулась и застонала, поняв, что мучения не кончились.