Читаем Гагаи том 1 полностью

— Спасите ее, Дмитрий Саввич. Иначе расстреляют. Коммунистов убивают. Сделайте что-нибудь. Помогите. Еще не поздно вырвать ее у Дыкина. Пока...

— Ну-ну-ну, — строго прервал ее Дмитрий Саввич, уже поняв, о ком говорит Фрося. — Высуши глаза.

Фрося испугалась, что из-за этой минутной слабости доктор изменит свое решение, откажется от нее. Но Дмитрий Саввич мог понять ее состояние. Пока что Елена Алексеевна стоически выносит унижения. Но как только Дыкин пресытится своими гнусными издевательствами, тогда уже ничто не спасет ее. Теперь Дмитрий Саввич располагает сведениями, которые заставили поторопиться с освобождением Елены Алексеевны.

Разумеется, он не собирался утаивать это от Фроси. Просто уже не было времени для объяснений. Тем более такой разговор ее ждал впереди.

Дмитрий Саввич уже мягче взглянул на Фросю, предупредил:

— Негоже так распускать нервы. Учись управлять чувствами. — И напомнил: — Не опоздай на явку.

Своим уходом Зосим как бы отверг отца. И все же следил за каждым его шагом, прислушивался к каждому сказанному слову о нем. Засиму казалось, что иначе, как фашистскими прихвостнями, их и называть не будут, что от них все отвернутся и дом их постараются обходить десятой дорогой. А слышит об отце только хорошее. Тому помог, за того вступился, тех выручил из беды. И когда его слуха касались недовольные голоса, — хмурился. Он еще многого не знал из мира взрослых. Не подозревал, как в угоду личным интересам порою белое могут назвать черным; что абсолютно для всех невозможно быть хорошим; просто нельзя быть хорошим для всех, так как существуют симпатии, антипатии и есть люди с гадкой, подлой душонкой, достойные лишь презрения.

Да, кое-чего еще не понимал Зосим. Он был совсем малым, когда арестовали отца. Вырос без него. Из детства вынес запавшие в головенку слова матери: «Безвинный страдалец ваш папка», — и веру в его невиновность. А потом Зосим встречал угрюмого, молчаливого человека, оказавшегося его отцом. Потом увидел шрамы на его теле, узнал, что отец носит их еще с гражданской войны... И Зосим полюбил отца. Юношеское воображение награждало его самыми лучшими качествами. Так неужели он, Зосим, обманулся? Не может этого быть. Конечно, он погорячился. Очевидно, происходит что-то такое, в чем еще не в состоянии разобраться...

Возвратился домой Ленька, заговорщицки поманул Зосима. Они вышли в сарай. И тогда Ленька торжествующе выпалил:

— Есть задание. Будем считать поезда.

— От кого задание? — спросил Зосим.

— Больше дела — меньше слов, загадочно ответил Ленька. — И вдруг добавил: — А ты знаешь, Зось, не мог не заметить меня твой батя.

Зосим непонимающе уставился на друга.

— Ну, тогда... как чуть не застукал с листовкой, — напомнил Ленька.

— Ври больше, — усомнился Зосим. — Небось уже пришли бы за тобой.

— Точно видел, — стоял на своем Ленька. — Мне сказали... Еще прочел ее и оставил.

— Не сорвал?! — и радуясь, и недоумевая, и еще не веря, и страстно желая, чтобы случилось именно так, воскликнул Зосим. — Не сорвал?!.

Ленька медленно покачал головой, удивленно уставившись на Зосима, как бы спрашивая, что же это значит.

К обусловленному сроку Фрося была на месте. Ее впустили в дом, показали, куда пройти. Но, едва переступив порог указанной комнаты, она остановилась, испуганно вскликнула:

— Ты?!

Вскочил и Семен, не ожидавший видеть ее здесь.

— Фрося?.. — Однако он быстрее овладел собой. — Ты что-то хотела спросить?

— Вы... вы тоже покупатель? — с трудом вспомнила Фрося нужный вопрос.

Он ответил.

— Ты и есть тот товарищ? — все еще не могла прийти в себя Фрося.

Семен словно понял ее состояние, усмехнулся:

— Тебя это удивляет?

— Все могла ожидать, но встретить...

— На явочной квартире исключенного из партии?..

— Угадал.

— Значит правильно задумали, если и ты поверила.

— Но ведь в газете писали, будто трактор разбил. Вредителем называли.

— Так надо было. Пришлось запороть «старичка». Отработал он свое. И последнюю службу честно сослужил. Формулировочку дали железную.

— Ты извини... — Фрося затеребила бахрому скатерти. — Я тогда так...

Семен догадался, о чем это она. Конечно, об их последней встрече.

— С одним условием, — быстро проговорил он. — Если и ты простишь мой грех.

— Это какой же? Сватовство? — Фрося улыбнулась, вспомнив, как поднесла гарбуз Семеновым сватам.

Семен отвел взгляд.

— Помнишь, на Андрея напали Фасон и Фомка? Это я их тогда по дурости подговорил. За пол-литра. Хотел отвадить Андрея от тебя...

«Так вот кто был тот третий, оставшийся тогда в тени», — подумала Фрося. События того вечера никогда не изгладятся в памяти. Ведь тогда Андрей так отчаянно дрался и потом... впервые ее поцеловал.

— А сватовство что ж? — тихо проронил Семен. — Разве то грех?.. Беда моя...

— Не надо...

— Я должен был сказать о той глупой затее. Иначе не смог бы с тобой работать. — Он прихлопнул рукой по столу, словно поставил точку. — А теперь о деле, которое не терпит отлагательства. Надо выручать Елену Алексеевну. Таково задание.

Фрося не верила своим ушам. Значит, не только она беспокоилась о Елене. О ней думали, ее не выпускали из вида.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Мой лейтенант
Мой лейтенант

Книга названа по входящему в нее роману, в котором рассказывается о наших современниках — людях в военных мундирах. В центре повествования — лейтенант Колотов, молодой человек, недавно окончивший военное училище. Колотов понимает, что, если случится вести солдат в бой, а к этому он должен быть готов всегда, ему придется распоряжаться чужими жизнями. Такое право очень высоко и ответственно, его надо заслужить уже сейчас — в мирные дни. Вокруг этого главного вопроса — каким должен быть солдат, офицер нашего времени — завязываются все узлы произведения.Повесть «Недолгое затишье» посвящена фронтовым будням последнего года войны.

Вивиан Либер , Владимир Михайлович Андреев , Даниил Александрович Гранин , Эдуард Вениаминович Лимонов

Короткие любовные романы / Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Военная проза