Читаем Гагаи том 1 полностью

Никуда от этого они не могли уйти: она — от людского наговора, он — от своих мук. Даже должны были радоваться, что отвлекли внимание от главного, и их встречи не вызывают других, более серьезных подозрений.

Они стояли у старого тополя невдалеке от дома, где живет Фрося, скрытые темнотой еще бесснежного декабрьского вечера.

— Ничего не могу понять, — говорила она. — Последнее время от эшелонов, идущих на Сталинград, отцепляют... — Фрося умолкла, прислушалась, быстро шепнула Семену: — Обними меня.

Он неловко положил руки ей на плечи. Для Семена это прикосновение значило гораздо больше, чем могла предположить Фрося.

Возле них, будто из-под земли, появилась по-кошачьи гибкая фигура. В глаза ударил луч карманного фонарика и погас.

— А, влюбленные, — послышалось из темноты.

Они -были ослеплены чернотой, наступившей после яркого света и не сразу разглядели Гришку.

— Что тебе? — сердито проговорила Фрося.

— Знатно крутишь, — поддел Гришка. — И выбраковка в ход пошла. Белобилетники...

Фрося придержала Семена, рванувшегося было к Гришке, ответила:

— А тебя что, завидки берут? За службой и полюбиться некогда?

Гришка засмеялся:

— Эх, узнаю пыжовскую породу! Родному дядьке в зубы не смотрит.

— Сначала под носом высуши, — посоветовала Фрося.

— Ты гляди! — рассердился Гришка. Передвинул автомат из-за спины. — Не то насидишься в участке.

— Знаешь, дядька! — воскликнула Фрося. — Катись ты своей дорогой. Путаешься тут, только мешаешь...

Гришка воспринял эту двусмыслицу по-своему. У него одно на уме — похабщина. Снова заржал:

— Не терпится? Да? Ну, давай. Валяй.

И, скользнув в темноту, растворился в ней.

— Носит же земля такое ничтожество, — вздохнув, проговорила Фрося. — Так слушай же, — продолжала прерванный разговор. — Отцепляют вагоны с посылками. Выгружают их возле пакгауза. Штабелями лежат. И часовых выставляют. А составы меняют направление. Не на Ворошиловград идут. На Ростов-

Семен хмыкнул, ничего не понимая.

— Вот и я думаю: что бы это значило? — недоумевала Фрося. — Очень странно. И немцы чем-то озабочены... Так и передай Дмитрию Саввичу.

28

Сначала послышался возмущенный крик Гуровны:

— Куды тебя, анафему, несет?! Не велено к доктору без записи!..

В ответ раздалось дребезжащее:

— Нацальства не видишь, цертова баба?!

Распахнулась дверь, и в кабинет шмыгнул невзрачный мужичишка, преследуемый Гуровной. Уж она-то знает наказ Дмитрия Саввича никого не впускать, если у него «на приеме» Сенька Акольцев.

— Куды ты вскочил?! — умела Гуровна, врываясь вслед за нарушителем установленного порядка. — Здесь уже есть хворый. А тебе реестрацию пройтить надо.

— Не баба — церт в юбке, — отмахивался от нее мужичишка. —

Жаль, ружжо не прихватил. Ты бы у меня замолцала на веки венные.

Вмешался Дмитрий Саввич.

— В чем дело? — строго спросил.

— Дак я же кажу ему: реестрироваться надо, — начала оправдываться Гуровна. — А он прет без никакого понятия.

— Хорошо, Гуровна, идите, — сказал Дмитрий Саввич. Потом повернулся к столь бесцеремонному посетителю и предложил ему покинуть кабинет.

— А ты не оцень, не оцень! — напыжился мужичишка. — Може, я в большом нацальстве завтра буду. За цином иду...

Дмитрий Саввич сообразил, кто перед ним, — Артем Иванович достаточно ярко обрисовал портрет и своеобразный говор скотоватского полицая, — но вида не подал, хотя и обеспокоился. Появление этого полицая в Крутом Яру, его болтовня не могли не вызвать тревогу. Надо было прощупать, с чем он заявился? О каком чине речь ведет?

Дмитрий Саввич не ошибся, решив задеть тщеславие этого недалекого, напыщенного субъекта.

— За чином? — спросил насмешливо. — Это же за какие заслуги?

— Дицину я добыл, — многозначительно ответил полицай. — Може, какая важная птица? Надо дознаться. Пусть в службу зацтут.

Значит, не напрасны были опасения Дмитрия Саввича. И он испугался за Маркела. Если этот тип явится в полицию, сразу же выяснится, что Маркел не сдал задержанного. Но как же он не позаботился «обрезать концы»?..

Семен тоже понял, какая угроза нависла над Маркелом Сбежневым, поспешил вмешаться:

— Это какую дичину имеешь в виду, дядя? Не с бородищей ли?

— Тоцно! — удивленно воскликнул полицай. И вдруг насторожился: — А тебе откуда ведомо?

— Мне все ведомо, — ответил Семен. — Я уполномоченный по оперативным делам. Задержанные через мои руки проходят. И знаешь, дядя, — переглянувшись с Дмитрием Саввичем, продолжал Семен, — и абвер и гестапо с ног сбились, гоняясь за твоей дичиной. Крупным разведчиком оказался бородач... — Он пригасил злые огоньки, вспыхнувшие в глазах. — Крест ты, дядя, отхватишь. Так и знай.

— Цудеса, да и только! — обрадовался полицай. Возбужденно стал рассказывать: — Цимцикую, знацит, к куму на свежину. А этот — шасть к байрацку. «Стой, — крицу, — борода!» Будто не цует, Ну я и пальнул. У меня как? Цкурнул — не инаце сволота.

— Молодец, дядя, — одобрил Семен.

— Каргин я, — сообразив, что надо представиться, сказал полицай. — Из Скотоватой... Може, вы цто скажете, а? — заискивающе уставился на Семена. — Какое словцо замолвите?

— Да уж скажу, — пообещал Семен.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Мой лейтенант
Мой лейтенант

Книга названа по входящему в нее роману, в котором рассказывается о наших современниках — людях в военных мундирах. В центре повествования — лейтенант Колотов, молодой человек, недавно окончивший военное училище. Колотов понимает, что, если случится вести солдат в бой, а к этому он должен быть готов всегда, ему придется распоряжаться чужими жизнями. Такое право очень высоко и ответственно, его надо заслужить уже сейчас — в мирные дни. Вокруг этого главного вопроса — каким должен быть солдат, офицер нашего времени — завязываются все узлы произведения.Повесть «Недолгое затишье» посвящена фронтовым будням последнего года войны.

Вивиан Либер , Владимир Михайлович Андреев , Даниил Александрович Гранин , Эдуард Вениаминович Лимонов

Короткие любовные романы / Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Военная проза