Гагаи том 1

— Лена?.. Елена!..

Молчание ему было ответом. Лишь ночь гомонила дождем — холодная, безучастная.

17

Только в декабре прекратились дожди. Как-то сразу, по чернотропу, ударил мороз. За какие-то день-два застужевела земля, окаменела. Сковало льдом лужи. И потянулись на базар подводы. После распутицы, бездорожья это был первый большой привоз. Съехались мужики с окрестных хуторов. Кто с бабами, кто со старшими сынами, дочерьми. Приехали продать излишки, купить самое необходимое в хозяйстве да подарки к рождеству. Некоторые вырвались на базар просто так — потолкаться среди людей, перекинуться словом со знакомыми, выпить какую чарчину.

Собрался на базар и Маркел. Выехал затемно, чтоб пораньше освободиться. За околицей его окликнули:

— Наше вам, Маркел Игнатович, почтение!

Присмотрелся. В рассветной серости еле угадал закутанного башлыком Кондрата. Два небольших узла болтались у него за спиной на палке.

— Може, подкинешь, Маркел Игнатович, безлошаднога?

— Садись, — придержал коней Маркел.

Кондрат засуетился, ловко взобрался на телегу, приговаривая:

— Не, есть на свете добрые души. Есть. Теперь домчим. Побазарюем на славу.

Маркел весело кивнул на его узлы.

— Вижу, базаревать-то особо нечем.

— Не, не кажи, — возразил Кондрат. — Товар — первый сорт. Еще вчера от жинки схоронил. У меня все первым сортом. Тут — перец стрючковатый. Скаженный, вроде моей Ульяны. Хохлы и стать не дадут. Без моего краснога перца им и борщ не борщ. А тут, — осторожно ткнул в другой узелок, — самосад. Скажу тебе, от этога самосада и чертям тошно. Кочегары купляют. Он им копоть паровозную изнутри снимает.

Кондрат был возбужден, как бывает только с горькими пьяницами в предчувствии выпивки. Он, если говорить правду, и сбежал на базар для того, чтобы «пропустить шкалик».

— Не, мой самосад с руками вырвут, — тараторил он. — Ты, Маркел Игнатович, не наляжь ненароком. Там пяток яиц припрятано. — Заискивающе глянул на Маркела, продолжал: — А ты, значит, собственным выездом? Коли б сам не видел, не поверил бы. Ей-ей.

— А что тебя дивит?

— Да как же! — искренне удивился Кондрат. — Кони-то бывшие твои, теперь колхозные?

— Ну, колхозные.

— А ты на базар по своим надобностям?

— Разрешили, стало быть, Тимофей дозволил.

Кондрат недоуменно зыркнул из-под нависшего на глаза башлыка, скорее себе, а не Маркелу, сказал:

— Во, брат, какая стихия... Баба Тимошкина плоха?

— Плоха, — отозвался Маркел.

— Кто ж это руку занес?

— Классовый враг, — убежденно проговорил Маркел.

— Може, по ошибке? Може, каго другога тот нож ожидал?

— Три раны в спине — по ошибке? Нет. Сама в тот вечер говорила в Школе. Мол, старое новому перечит, до смертоубийства доходит. — Маркел помолчал, сожалея, добавил; — И чего мы не проводили ее?.. Всегда провожали, а тут...

— Знатье, где упадешь, соломки б подклал, — сказал Кондрат. — Видать, стихия ее такая. А классовый или нет — не знаю. Кто-то опытный.

— Да. И ученый кобель не помог. Все следы смыло.

Они снова умолкли. Маркел задумчиво перебирал вожжи, тяжело выдохнул;

— Каково Тимофею...

Кондрат закурил, хватил дыма, удовлетворенно крякнул.

— Эк, милый, все нутро пропекает.

Маркел глянул на него, повернулся к лошадям, через плечо бросил:

— К нам скоро соберешься?

Кондрат поперхнулся, откашлявшись, сказал:

« Погожу.

— Что так?

— Тимошка дюже обидел.

— Долго же ты зло таишь, — засмеялся Маркел, вспомнив, как Кондрат полз под скамьи, спасаясь от разгневанного Тимофея.

— Пока прилюдно не поклонится в ноги — и балакать не буду, — решительно сказал Кондрат. — А поклонится — еще подумаю.

— И долго думать будешь?

— Чего спешить? Это в газетке писали про темп. Такое, значит, решили в верхах. Читал небось? Вчерась пропечатали. Не читал?.. Так от, порешили — где и когда эту самую коллективизацию проводить. А я так смекаю: очень темп тот быстрый — подумать мужику нет когда. В первую голову, стало быть, сознательным касаемо. Вроде приказа. А я беспартейный. Погожу. Може, у меня другая планида?

— Что ж это у тебя за планида такая особенная? — покосился на него Маркел.

Кондрат важно проговорил:

— В пролетарьят собираюсь вписаться.

Маркел хмыкнул.

— А что? — невозмутимо продолжал Кондрат, — Токи света, что колхоз? Власть каже: для таго и революция, чтоб трудовому люду все дороги открыла. Вот я и шукаю свою дорогу. Еще сегодня потолкую с деповскими, все как есть разнюхаю.

— Думаешь, встрянешь?

— Проще простога, — охотно отозвался Кондрат. — Сейчас что? Пятилетка. Рабочие руки нужны.

— Так то ж рабочие, — вставил Маркел, — которые какое ни есть ремесло знают. А тебе со своими руками разве что щи лаптем хлебать. Неприспособленный ты. На земле еще так-сяк...

— Не боги горшки лепят, — возразил Кондрат. — Постигну, я понятливый.

— Вот так и переметнешься?!

— Ты, Маркел, вроде как политический элемент. Что такое есть пролетариат? Это есть неимущий. Вот и выходит, что я давно в пролетарьяте хожу, однако же формально узаконить надо.

— А как же пуповина крестьянская? Не засвербит?