— Никаких «но». Мобилизована вся партийная организация. Уполномоченным по вашему сельсовету назначаем тебя. — Громов говорил отрывисто, четко, словно отдавал команды. Голос выдавал радостное волнение, охватившее его. Наконец-то он дождался решительных действий. — Читал «Правду»? Нет? — Поднял лихорадочный взгляд на Тимофея. — Слушай: «...Нынешняя политика в деревне есть не продолжение старой политики, — с явным удовольствием перечитывал он подчеркнутое место в газете, — а поворот от старой политики ограничения и вытеснения капиталистических элементов в деревне к новой политике ликвидации кулачества как класса...»
Находясь под следствием, Тимофей, естественно, не знал о новом курсе.
— В «Правде» напечатано?
— Смотри.
Раздался телефонный звонок. Громов снял трубку, повернулся к Тимофею.
— Вот и соображай, — возбужденно сказал он, поблескивая глазами. Наклонился к трубке: — Что, что? — Медленно проговорил: — Та-ак. — На мгновение задумался и тут же принял решение: — Давай ко мне!
Тимофей вопросительно глянул на Громова. А тот затеребил искалеченное ухо.
— Каков гусь! А? — заговорил сам с собой. — «Ленину верю».
Тимофей почуял что-то неладное. Ведь это Маркеловы слова.
— Вот, Тимофей, и решился наш с тобой спор.
— Какой спор?
— Забыл? А я помню. Помню, как ты его защищал: «красный боец», «из бедняков». Нет уж, меня трудно провести. Чую я их, этих частнособственнических гадов. Нутром чую. Видал, как втерся? За высокими словами схоронился.
— Да о чем ты?! — уже догадываясь, над кем нависла угроза, воскликнул Тимофей.
Громов посуровел.
— Прохлопал ты, Тимофей. Врага пригрел. Брать будем Сбежнева.
— Маркела? — подхватился Тимофей, — За что? За что брать?
В кабинет быстро вошел начальник отделения милиции Недрянко — статный, подтянутый, щеголеватый. В его светлых глазах лишь на мгновение промелькнуло удивление, когда он увидел Тимофея, которого в свое время арестовывал. Он приложил руку к козырьку фуражки, передал Громову пакет.
— Присаживайся, — указал ему Громов на свободный стул. И к Тимофею: — Сейчас узнаешь за что. — Пробежал глазами вынутую из конверта бумажку, перечитал вслух: — «Как сознательный незаможник хочу открыть глаза нашей рабочей и крестьянской милиции на одного чиловека, — медленно читал Громов, — который есть живоглот и враг Совецкой власти и который вокруг себя напустил туману и пролез в колхоз. И в сознательных ходит, но то тольки туман, за которым он, как за каменной стеной, ховается. А чиловек тот Сбежнев Маркел. Усе знают, каково он хозяйновал и воловодился с иными непманами. А теперя стал хороший и за Совецкую власть. Люди видют. Под рождество был он на базаре. Колхозных коней для еврво мелкого интересу гонял. И со своими старинными дружками разговоры разговаривал. Жалость, не ведомо, про что тот разговор тайный велся. Справжний колхозник с живоглотом под одним кустом до ветру не сядет. Маркела же то вовсе не касаемо. У нево ж у колхозе рука крепкая, партейная. Тимофей Пыжов за нево горой».
Громов умолк, взглянул на Тимофея.
— Дождался? А я говорил тебе, что он чужой.
— Пока не вижу серьезных обвинений. Одна болтовня. «Туман».
Вмешался Недрянко.
— Кое-какие справки навел. Гонял Сбежнев колхозных коней на базар. Дерть привозил.
— Правление разрешило, — сказал Тимофей.
— А разговор был с Милашиным, — снова вытянулся Недрянко. — Михайло Пыжов тоже подходил.
— Так-так, — протянул Громов. — Да ты садись.
Тимофей пожал плечами:
— Это еще ни о чем не говорит. Смотря какой разговор.
— Вот именно, — сказал Громов. — А теперь слушай дальше: «Хвамилию не подписую, бо за таки честные слова, коли дознаются, могут ножичком пырнуть али мешок на голове завязать и под лед пустить. А ежели сумлеваетесь в верности, спытайте у тово Маркела, для чево оружие от власти таит. Видел по случаю своими глазами, как в клуне винтовки перековывал».
— Брехня! — вырвалось у Тимофея.
— Проверим, — невозмутимо отозвался Громов, пряча письмо в карман. Повернулся к Недрянко: — Сани готовы?
— Так точно!
Через полчаса они въезжали на подворье Маркела. Все здесь было так, как оставлял Тимофей, и не совсем так. У колодца он приметил поилку для скота, которой раньше не было — длинный, сбитый из досок короб. Еще не успела застареть свежевытесанная жердь на коновязи. Выросла куча навоза у конюшни. Поуменынилась скирда соломы, в свое время заготовленная Маркелом для своего хозяйства. Как она выручила артельщиков! С подстилкой скоту и горя не знают.
Тимофей нетерпеливо спрыгнул с саней. От конюшни потянуло все тем же острым запахом конского пота, хомутов, сыромятной сбруи.
Из коровника озабоченно вышла Дарья Шеховцова, остановилась, удивленно раскрыв глаза.
— Здравствуйте, тетка Дарья! — крикнул Тимофей. — Не узнаете?
— Да неужто Тимофей Авдеич? — отозвалась она. И тут же обернулась, громко позвала: — Маркел Игнатович! А, Маркел Игнатович! Ты погляди, кто к нам припожаловал!
На пороге появился Маркел, взмахнул приветственно рукой, пошел навстречу Тимофею.
— Все хорошо, — сказал здороваясь, — что хорошо кончается.