Гагаи том 1

Ему хотелось о многом поговорить с Тимофеем, но вдруг почувствовал — не такой он, каким был всегда, и Громов как-то особенно неприязненно настроен, едва ответил на его приветствие, и Недрянко что-то выжидает.

— Тут к тебе по делу, — ответил Тимофей на его немой вопрос.

Громов кивнул Недрянко.

— Нам кое-что уточнить надо, гражданин Сбежнев, — начал тот.

— Слушаю, — насторожился Маркел. Он давно заметил предубежденное к себе отношение Громова. И этот приезд, его хмурые, откровенно враждебные взгляды, странное поведение Тимофея, и то, что к нему обратился начальник отделения милиции, не предвещали ничего хорошего.

Тимофей отметил про себя некоторое замешательство Маркела, смотрел на него, не отрываясь, будто пытался заглянуть ему в душу. С тревогой и болью думал: «Неужто враг?»

— Говорят, оружие у тебя припрятано, — продолжал Недрянко.

И Тимофей облегченно вздохнул — лицо Маркела посветлело, как у человека, ничего общего не имеющего с этим обвинением.

— Чего нет — того нет, — развел Маркел руками.

— Значит, нет?

— Уходил домой — в полку сдал свою винтовку. И то сказать, семь год таскал, не выпускаючи.

Тимофей и вовсе успокоился. С задором посмотрел на Громова, мол, ну как? А Недрянко сказал:

— Что ж, поглядим.

— Глядите, — с легкой душой согласился Маркел, — Хозяйнуйте, как дома. А я — к Ласточке. Никак телиться собирается.

— Да нет уж, — возразил Недрянко. — С нами пойдешь.

— Первый же колхозный приплод, — повернулся Маркел к Тимофею, ища поддержки.

— Скажи, пусть Дарья принимает, — избегая его взгляда, посоветовал Тимофей.

Маркел недоуменно пожал плечами.

— Коли так надо...

— Пожалуй, с клуни начнем, — прервал его Недрянко.

— С клуни, так с клуни. Она и вовсе не запирается.

Клуня стояла в стороне от остальных построек. Туда все и направились.

— Тут у нас разный хлам свален, — говорил Маркел.

И в самом деле, чего только не было. Недрянко немало переворошил всякого старья, прежде чем нашел то, что искал. Винтовки были спрятаны в дальнем углу, за ветхим, изъеденным шашелью рундуком, прикрытые полусгнившей попоной.

Увидев вороненые стволы, Маркел инстинктивно отпрянул, наткнулся спиной на дуло нагана, услышал повелительный голос Громова:

— Не торопись!

— Что же это? — Маркел потянулся к отворотам стеганки, словно ему стало трудно дышать.

— Руки! Руки вверх! — прикрикнул Недрянко.

Маркел медленно поднял трясущиеся, непослушные руки.-

— Так-то лучше, — проговорил Недрянко, складывая обе густо смазанные, новенькие винтовки у ног потрясенного Тимофея. Затем деловито обшарил карманы Маркела.

— Ну? — уставился на него немигающими глазами. — Теперь я спрошу: что это? — указал на винтовки.

— Не ведаю, — пробормотал вконец растерявшийся Маркел.

— Не ведаешь? — загремел Тимофей, оскорбленный в лучших своих чувствах. — Не ведаешь, иуда?!

Маркел подался к нему, но, увидев его ненавидящие глаза, сник.

— Остальное сам укажешь или искать? — осведомился Недрянко.

— Ищи! — вдруг озлобился Маркел, еще не совсем осмыслив происходящее. Он не успел подумать о том, чем все может кончиться. Его душило возмущение. Только оно двигало его поступками. Со стороны же это воспринималось, как вызов, как издевательство. Именно так расценивал поведение Маркела разуверившийся в нем Тимофей.

— А я-то, я дурак... — заговорил он, не в силах скрыть охватившее его негодование.

— То верно — дурак, — угрюмо сказал Маркел, — коли с чужого голоса поешь.

Тимофей пропустил мимо ушей Маркеловы слова. Он и хотел бы верить Маркелу — сам пострадал от наговора. Но винтовки... Вот они лежат — вещественные доказательства Маркеловой вины. В кого стреляли бы эти винтовки?..

Обыск затянулся. Всю усадьбу обследовал Недрянко: дом, службы, чердаки, подпол. Уж кто-кто, а он в этом деле не новичок. Однако к тому, что было найдено в клуне, ничего не прибавилось. Впрочем, И этого было вполне достаточно. Маркела арестовали. За санями, куда усадили Маркела и сложили найденное оружие, бежали его жена — простоволосая, немая от горя и плачущий сынок в старом, подвязанном кушаком зипунишке, в облезлой барашковой шапке, сдвигающейся на глаза.

Долго стоял Тимофей, склонив голову, словно прислушиваясь к тому, что происходило в нем. Он и в самом деле пытался разобраться в охвативших его чувствах. Эти чувства — до предела обостренные и противоречивые — овладели всем его существом. Он даже не замечал Сережку, который настойчиво теребил его за рукав.

— Батя, ну, — тянул он. — Пойдем, батя...

— Это ты? — наконец отозвался Тимофей. Но мысли его были заняты иным. Он никак не мог постигнуть случившегося.

— Ждал, ждал, — упрекнул Сережка.

Однако и к этим словам сына Тимофей оставался безучастным.

— Не думал, что так тяжело разуверяться, — глухо проговорил.

Сережка заглянул в сосредоточенно-угрюмое лицо отца.

— Ты о чем, батя?

И лишь тогда Тимофей будто очнулся, взглянул на сына — удивленно, недоумевающе.

— Ты что-то сказал? — переспросил Сергей.

— Сказал? — Тимофей задумался, тяжело выдохнул: — Да, сказал. Только не понять тебе этого, сын. Не понять.