Гагаи том 1

— Отчитаться можно, — сдерживая себя, согласился Тимофей. — А что ты к тому отчету добавишь?

Они надерзили друг другу. А, вскоре произошло еще более резкое столкновение.

Тимофей, как всегда, выкроил время, чтобы побывать возле трактора.

— А, племяш, — весело заговорил, увидев Егорку, который зачищал ржавые места. — Дело к концу, значит?

— У меня — к концу, — отозвался Егорка. — Завтра и красить можно.

Тимофей засмеялся.

— Главное — покрасить. — Егорка улыбнулся, гордый тем, что за ним задержки не будет. И тут же сокрушенно вздохнул: — У дяди Семена что-то со вкладышами не ладится.

Тимофей огляделся:

— А где он?

— Да тот забрал, — сказал Егорка. — Секретарь партейный. Агитацию делать.

— Агитацию? — не понял Тимофей. — Какую агитацию?

Егорка сдвинул плечами:

— Пришел, кидай, каже, все. Партейное поручение тебе агитацию делать.

Тимофей молча повернулся и широко зашагал к правлению. Он шел и закипал все больше. Ведь каким нужно быть далеким от всех артельных дел, чтоб в такую горячую пору снимать с ремонта единственного тракториста!

Злость и обида распирала Тимофея. Рванув дверь, он шагнул к Изоту, хрипло заговорил:

— Соображаешь?! Соображаешь, что творишь? — Увидел Семена Акольцева с кистью в руке, застывшего над большим листом бумаги. — «По-боевому встретим весну», — прочел вслух. Повернулся к Изоту, сорвался на крик: — На кой мне твоя агитация, когда трактор стоит?!

— Поосторожней в выражениях, — предостерег Изот, поднимаясь из-за стола.

Тимофей покосился на Семена, коротко приказал:

— Иди. Занимайся ремонтом.

Изот попытался было его задержать.

— Иди, иди, — велел Тимофей. — Мы тут сами разберемся.

— Ты за это ответишь, — пригрозил Изот.

Тимофей сощурился.

— За что «за это»?

Они остались вдвоем и не стеснялись высказывать то, что думали.

— Сам себе места не находишь, — сурово говорил Тимофей, — еще и других от дела отрываешь.

— Значит, «на кой агитация»? — перебил его Изот. — Так-так. Дожился человек. Коммунист. Анархию разводишь? Мелкобуржуазное нутро дает себя знать?

Тимофей взглянул на него исподлобья.

— С этими закидонами я могу послать тебя к ядрене фене. Понял? — И пошел к выходу, боясь, что снова сорвется. Уже от дверей предупредил: — Впредь чтоб не было этих фокусов — самовольничать, людей с работы снимать. В свободное время можешь агитировать сколько угодно...

А на следующий день Тимофея вызвали в райпартком. Причину вызова не сообщили, и Тимофей догадывался, что разговор пойдет об их столкновении с Холодовым. Тимофей и сам думал внести ясность в их взаимоотношения хотя бы по главным, коренным вопросам. И если Изот опередил его, что ж, значит, он тоже стремится к этому. Истина — всего дороже. Пусть секретарь райпарткома рассудит их.

Еще в приемной Тимофей обратил внимание, как странно — не то удивленно, не то испуганно — посмотрела на него всегда невозмутимая в обращении с ним Кладя — технический секретарь. У Тимофея не было времени раздумывать над тем, что бы это значило.

— У себя? — спросил он.

— Ждет.

По тому, как это было сказано, Тимофей понял: разговор предстоит не из приятных, — и, готовый ко всему, решительно шагнул за порог.

То, что он услышал, превзошло все ожидания.

— Явился? — проронил Громов, смерив его неприязненным взглядом. И сразу сорвался на крик: — Кто ты такой?! Кто ты такой?!

— Повторяешься, — дерзко ответил Тимофей. — Однажды уже спрашивал.

— Партийного секретаря подминаешь? Диктаторствуешь?! — продолжал Громов. — Кто дал тебе такое право?!

Тимофей не спеша, с виду совершенно спокойно, прошел к столу, сел.

— В этом доме не очень приветливые хозяева, — сказал он.

Перенапряжение последнего времени, связанное с созданием колхозов, раскулачиванием, бессонные ночи, ненормальное питание, бесконечные скачки по району, малые и большие неприятности — все это не прошло бесследно для Громова. А тут еще этот инцидент. В нем Громов увидел политическую подоплеку. Что ж получится, если не поддержать рабочих, пришедших на село?

— Ну, что там произошло? — уже более спокойно спросил он.

— Вижу, уже проинформирован, — отозвался Тимофей вздрагивающим от обиды голосом.

— Говори. Послушаю и тебя.

Зная беспокойный характер Тимофея, его постоянные поиски и сомнения даже там, где, казалось бы, все ясно и понятно, Громов тем охотнее принял на веру то, что рассказал ему Холодов, не давая себе труда разобраться в его жалобе. У него не было никаких сомнений в том, что у Тимофея и на этот раз какие-то завихрения, какой-то свой, особый, к тому же неверный, опасный взгляд на партийную работу в деревне. Это надо сразу же пресечь.

Громов слушал внимательно. Временами он сводил брови, и тогда на лоб набегали глубокие морщины.

— Погоди, погоди, — наконец прервал он Тимофея. — Это что же получается? По существу, ты отвергаешь роль рабочего класса на селе. Партия послала в деревню двадцать пять тысяч закаленных бойцов от станка, а ты ставишь под сомнение целесообразность этого мероприятия партии?