Читаем Гагаи том 1 полностью

В свои десять лет исколесил он много дорог и пешком, и на крышах вагонов, и на буферных стаканах, и в топливных ящиках, и в пульманах, теряя по пути дружков в облавах, под колесами поездов, скошенных болезнями, все больше озлобляясь и дичая. Некоторое время был он поводырем мнимого слепого и немого.. Геська бойко выкрикивал: «Вырвали человеку язык, выкололи глаза! Подайте жертве царских сатрапов!» «Слепой» сразу же забирал у Геськи собранные медяки, прятал в карман. К вечеру он напивался и колотил Геську. А когда бывал в духе, поучал: «Не обманешь — не проживешь. Так-то... И не вопи дурным голосом. Жалобней надо. Жалобней. Бабы к тому чувствительны».

Ушел от него Геська. Снова попрошайничал, шнырял по базарам в поисках съестного. Попал в воровскую шайку «домушников». По форточкам шастал. В Чаплино шайку накрыли, а Геське удалось бежать. Сел на уходящий товарный поезд, добрался до этой станции. Продрог на пронзительном ветру, но в помещение вокзала не пошел — там по перрону прохаживался милиционер. Юркнул Геська под состав. Наметанный глаз приметил дымок над песочницей. Забрался Геська на горячий песок — зуб на зуб не попадает. Здесь и провел ночь. Да под утро заспал, попался, как в мышеловку.

— Конечно, — между тем продолжал Кондрат, — и в приютах разные люди служут. Тут тоже угадай, каким боком стихия повернется. Хороший человек завсегда дорогу укажет, помогнет. А ежели который без души?.. — Кондрат повернулся к мальчонке: — Бегал из приюта?

Геська насупился.

— Видать, бегал, — заключил Кондрат. — Значит, власть наша, Советская, тебя хотела уму-разуму навчить, одевала, кормила, а ты...

Геська хорошо запомнил свою жизнь в приютах. И кормили его, и одевали, и крыша была над головой. Но всякий раз он старался побыстрей убежать. Видно, не встречался на его пути настоящий человек, которому смог бы довериться Геська. Правда, одно время он задержался в детской колонии дольше обычного. В окрестностях станции Желанная это было. Нравилось ему там. Может быть, потому, что влюбился Геська в начальника колонии старого чекиста Василия Федотовича. Оттаяла оледеневшая Геськина душа, отозвалась на суровую ласку этого человека. Да зарезали урки Геськиного любимца. Пришел новый начальник, и все изменилось. За малейшую шалость стали сажать в карцер, давать подзатыльники. Строгости прибавилось, а проку от нее — никакого. Мальцам и вовсе житья не стало: воспитатели не миловали, старшие колонисты задирали, отбирали пайки. Дождался Геська весны и убежал из колонии. Знал, что голодно будет. Зато сам себе хозяин, вольная птица. И вот снова на его свободу посягают. Только не даст себя Геська в обиду. Не таких обводил вокруг пальца. Найдет способ улизнуть от этого чудаковатого мужичка. Главное — вовремя смыться...

А Кондрат продолжал разговаривать сам с собой:

— Не-е, тут нэкэвэдэ не поможет. Видать, моя стихия в мальце сидит. Мне так: коли принуждают — ничего с таго не получится. Так взбрыкну, что чертям станет тошно. Иной сказ по доброму согласию. Тут Кондрат такога может наворотить! Такога!.. Потому как человек сам себе хозяин. Тем он от прочей живности отличие имеет. Слышь? — снова обратился к Геське. — Понятие у нас, выходит, сродетвенное. Може, поладим?

Геська слушал, таращил глазищи, думал «Охмуряет. Небось только и ждет, как лягавым передать. Были уже такие...»

— Може, у нас планида одна? — продолжал Кондрат. — Ты когда народился?

— Не знаю, — сказал Геська, почесываясь.

«Вша грызет», — про себя отметил Кондрат. Макнул большой клок пакли в мазут, подложил под дрова, поднес горящую спичку. Пламя взвихрилось, загудело. Кондрат прикрыл дверку печи.

— Что же мне с тобой делать?

А Геське уже надоел этот разговор. Его немного знобило, хотелось спать. Но не мог Геська позволить себе этого. Боялся, что накроют сонного.

— Закурить бы, дядя, дал, — попросил. — А?

— Нешто куришь? — удивился Кондрат. — Ты же не взростешь.

— Вырасту.

Геська снова покосился на дверь. Прорваться никак нельзя. Как раз против него, на ящике с углем, расположился Кондрат. По всему было видно — никуда не торопится. Посмотрел на Геську, шумно вздохнул, отвел взгляд.

Ну, вот что, парень, — заговорил он, бросая окурок в поддувало. — Хватит по свету голодным щенком мыкаться. Возьму-ка я тебя к себе в дом. Понравится — вместо сына будешь. Нет — неволить не стану, лети на все четыре боки. Да лучше, коли б остался. И мне прямая выгода, — Кондрат улыбнулся, заговорщицки подмигнул Геське. — На том бабья власть в дому может кончиться. Зараз что? В меньшинстве я. Завсегда у жинки и тещи два голоса. То ж вдвох легче будет от баб отбиваться. Уразумел?

Геська слушал внимательно, что-то соображая.

— А ты на руках можешь ходить? — вдруг спросил он.

— На руках? — опешил Кондрат. — Да кто же на руках ходит? Разве когда лишку хватишь? Тогда и на всех четырех додому поспешаешь.

— Нет, — возразил Геська. — На одних руках можешь? Вот так...

Он выбрался из своего угла, закатал рукава большого, не по росту.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Мой лейтенант
Мой лейтенант

Книга названа по входящему в нее роману, в котором рассказывается о наших современниках — людях в военных мундирах. В центре повествования — лейтенант Колотов, молодой человек, недавно окончивший военное училище. Колотов понимает, что, если случится вести солдат в бой, а к этому он должен быть готов всегда, ему придется распоряжаться чужими жизнями. Такое право очень высоко и ответственно, его надо заслужить уже сейчас — в мирные дни. Вокруг этого главного вопроса — каким должен быть солдат, офицер нашего времени — завязываются все узлы произведения.Повесть «Недолгое затишье» посвящена фронтовым будням последнего года войны.

Вивиан Либер , Владимир Михайлович Андреев , Даниил Александрович Гранин , Эдуард Вениаминович Лимонов

Короткие любовные романы / Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Военная проза