Гагаи том 1

Всю жизнь Афоня от земли кормился, прикипев к ней всем нутром. От нее, матушки, зависел. А она — изменчивая, непостоянная — то бывала щедрой, то скупой. И всякий раз Афоня с замиранием сердца ждал, какой же она окажется: облагодетельствует или пустит по миру.

Да, велика была ее власть. Жизнь и смерть Афонькину в своих руках держала. Всего подчинила себе: и труд его, и мысли, и надежды. Рабом своим сделала.

И вдруг все изменилось — внезапно, круто. Так круто, что Афонька даже оторопел поначалу, хотя сам шел на это, шел после длительных и мучительных раздумий. Его пугала неизвестность, он страшился отрываться от земли, от привычного дела. После разговора с Тимофеем он едва не изменил свое решение. Но победил инстинкт самосохранения. «Подальше от греха», — рассудил Афоня, все еще с ужасом вспоминая и ночной пожар, и вилы-тройчата, вонзившиеся в его лежанку. Все это и погнало Афоню прочь от земли, а слух о том, что вернутся раскулаченные, заставил его поторопиться.

И вот уже нет крестьянина Афоньки, а есть рабочий паровозоремонтного депо Афанасий Глазунов. Не в поле спешит он — торопится к третьему гудку успеть повесить на табельную доску свой рабочий номерок.

В конторе, куда пришел Афанасий наниматься, даже не справились о профессии. Деревенщину сразу видно: здоров, как бык, а в глазах — робость. Направили чернорабочим на «подъемку» — в основной цех депо.

Поначалу Афанасия удивляло все. С непривычки боязно делалось. То котельщик испугает дробным перестуком пневматического молотка — будто пулеметной очередью вдруг сыпанет. То удивит автогенщик: такого Афанасий еще не видывал, чтоб огнем железо резать. Или взять паровоз. Этакую махину поднимает всего несколько человек. Скажи кому — не поверит!

Вообще вся жизнь цеха представлялась ему сплошным хаосом.

— Ад кромешный, — хмуро говорил он дома, вспоминая раздольные поля, степную тишину, неторопливый, размеренный поток прежних дней.

А потом стал привыкать Афанасий к своеобразному, напряженному ритму деповской жизни. То, что раньше воспринималось, как ералаш, полнейшая неразбериха, стало понятным и объяснимым. Теперь он многому уже не удивляется. Деповская «кукушка» — маленький, слабосильный паровозик — заталкивает своего мощного, но потушенного и уже остывшего собрата на канаву. Его сразу же обседают мастеровые: отсоединяют части, растаскивают по своим бригадам, цехам, заводят балки подъемника, глядишь, и уже повисла в воздухе железная громадина. А из-под нее выкатывают тележки. Колесные пары передают в механический цех, там проточат бандажи по лекалу, отшлифуют шейки. Буксовая бригада снимает буксы, проверяет выработку, отсоединяет рессоры. Переправить их в кузнечный цех — дело Афанасия. Он же доставляет автогенщику буксовые коробки. Тот наваривает выработанные места рабочей поверхности, и Афанасий везет их к строгальному станку. Оттуда — снова в бригаду. Заново заливаются подшипники. Для этого Афанасий должен свезти их в медницкую. Потом помогает дышловой бригаде. Здесь наиболее громоздкие и тяжелые детали: поршни, крышки цилиндров, сами дышла.

Пока все это готовится, внутри паровоза орудуют котельщики, или, как их называют, «глухари»: меняют истекшие связи, жаровые и дымогарные трубы...

В паровозной будке снуют автоматчики. Их дело — тормоза. Арматурщики занимаются инжекторами, водомерными кранами, регулятором пара, реверсом... Тендерщики, маляры, манометровщики — у каждого свое дело, свои заботы.

Проходит неделя, другая. К определенному сроку распахиваются огромные ворота и «кукушка», пыхтя и надрываясь, выталкивает отремонтированную машину, тащит ее на экипировку. А там — обкатка и снова — в путь.

Оказывается, все здесь имеет свое начало и конец, все расписано по дням и часам, все продумано.

И к людям присматривался Афанасий. Какие-то они иные, не похожие на его сельчан. А чем именно, он так и не понял. Удивлялся только, что очень открыто живут — душа нараспашку.

Держался он настороженно, замкнуто, все как-то в стороне от остальных. Завтракать и то садился отдельно. Забьется куда-нибудь подальше от посторонних глаз, расстелет тряпочку, достанет из старой кошелки провизию и, не торопясь, обстоятельно принимается за еду. А когда кончит есть, обязательно соберет крошки и — в рот.

Кое-кто из молодых посмеивался:

— Хозяйственный мужик.

Когда у Афанасия выпадают свободные минуты, он захаживает в медницкую. Там Родька Изломов выплавляет баббит из старых подшипников, лудит, а затем заливает вновь. Отсюда Афоня доставляет их в механический цех на расточку.

Родька — черный, высокий, сухопарый. На голове — копна темных, буйно переплетенных волос, курчавая бородка. В левом ухе серебряная серьга сверкает. В депо его «Цыганом» зовут, а то еще «Гончим». Живет он за шесть верст — на хуторе Простором. Каждый день два конца делает. Снег ли, дождь — бежит Родька на работу, а потом назад — к своей хате, к своим цыганчатам. И ничего, не тужит. Зимой, прихватив ружье, ещещ зайца какого в пути добудет или лису.