Читаем Гагаи том 1 полностью

Это налетело внезапно, как ураган, нежданно-негаданно. Вчера деятельность Тимофея проверяла специальная комиссия. На тот случай в кладовой оказался запертым Емельян Косов. Инструктор окружкома Заболотный, возглавивший комиссию, велел немедленно его выпустить, предварительно выслушав жалобы. Опросили очевидцев ареста. Вызвали Кондрата Юдина... Беседовали больше с теми, от кого не ждать было Тимофею доброго слова.

И вот сидит Изот на оперативном совещании у Громова, созванном перед заседанием бюро, которое должно решать судьбу Тимофея.

— На сходке крестьян Крутого Яра, — докладывает заворг райпарткома, участвовавший в проверке, — Пыжов игнорировал организационную, разъяснительную работу при создании колхоза, угрожал единоличнику Кондрату Юдину наганом, чем злостно нарушил принцип добровольности. Пыжов обобществил мелкий домашний скот и птицу, допустив на практике типичный левацкий загиб.

Изот поглядывал на Заболотного, важно и многозначительно кивавшего после каждой фразы докладчика, на членов бюро, которые внимательно слушали заворга, на Громова, окутавшегося клубами табачного дыма — какого-то непривычно натянутого, словно окаменевшего в своей суровости.

— Пыжов, — продолжал заворг, — открыл в колхоз дорогу чуждым элементам, пригрел явного врага Маркела Сбежнева, который вел подрывную деятельность против Советской власти и соцстроительства в деревне, сознался и осужден на десять лет. Налицо, товарищи, тенденция на врастание кулака в социализм — правый уклон в действии.

Заболотный удовлетворенно кивнул, безмолвно поддерживая и одобряя выводы докладчика. Это он настоял провести оперативку. Ему надо было заручиться поддержкой, чтобы не допустить разногласий на заседании бюро. Далеко идущие планы Заболотный держал при себе.

Изот наблюдал, слушал, хмурился. Вообще-то он успел хорошо, со всеми подробностями, узнать о тех событиях, которые произошли без него. Не только от Тимофея — от людей узнал. Все выглядело совсем иначе, чем это сформулировано в докладе комиссии. И он забеспокоился, предчувствуя недоброе. Ведь если и дальше так пойдет, недолго Тимофею и партбилета лишиться.

— Наконец, был факт самоуправства, нарушения законности, — вел заворг. — Пыжов самовольно арестовал единоличника Емельяна Косова...

— Лишенец он, — возразил Изот. — Раскулаченный.

— Этим самым, — не обращая внимания на реплику Изота, говорил докладчик, — Пыжов возрождает анархизм, терроризирует крестьянские массы.

Изот заерзал на стуле, снова не выдержал:

— Зачем же так? Я сам был там, когда брали Косова. Арестовать его разрешил председатель сельсовета. Говорил же вам Верзилов, что давал такое разрешение.

Заболотный, довольный, что так быстро дались ему в руки нужные факты, что, пожалуй, одним из первых сможет откликнуться на важнейший партийный документ и тем самым обратит на себя внимание начальства, услышав Изота, поморщился, укоризненно заговорил:

— Замарать себя в таком грязном деле... И кто же это? Секретарь партийной ячейки! Прискорбно. Очень прискорбно. Я думаю — этот факт тоже следует отметить. Сразу же после статьи, после постановления секретарь партячейки позволяет себе...

— А вы знаете, что Косов исчез? — спросил Изот. — Только оказался на свободе, и — дай бог ноги.

— Мы не поведение Косова здесь обсуждаем, — отрезал Заболотный. — Косов нас не интересует.

— Вас может быть, а нас не может не интересовать. У нас преступления остались нераскрытыми. — Глянул на начальника отделения милиции. — Да-да, товарищ Недрянко. Не случайно, видно, Косов пустился в бега. Значит, стоило заняться им.

— Позвольте, но должен быть какой-то порядок, — повернулся Заболотный к Громову. — Так мы никогда не решим вопрос.

Громов постучал карандашом по столу, сердито сказал:

— К порядку, товарищ Холодов.

После разговора в окружкоме и выговора, который записали ему в личное дело, Громов как бы другими глазами взглянул на то, что происходило у него в районе, на деятельность Тимофея Пыжова. Этому способствовали и те столкновения, которые произошли у него с Тимофеем, И своеобразное толкование фактов Заболотным, увидевшим в деяниях Тимофея то, чего он, Артем, не замечал. Но все же Громов не мог полностью согласиться с выводами комиссии, не мог всю вину возложить на Тимофея.

— Какой же то порядок — не замечать очевидного? — не унимался Изот. Столкнувшись вплотную с жизнью села, проанализировав ошибки, в которых обвиняют Тимофея, он пришел к выводу, что в тех условиях мудрено было не сбиться с верного пути. — Большинство местных работников, — продолжал убежденно, — поступали так же, как Тимофей Пыжов.

Изота поддержали некоторые члены бюро.

— Что верно, то верно.

— Пыжова мы сами послали на село, сняв с паровоза.

— Обвинить легче всего.

— Работал ведь под началом райпарткома, — вставил Изот.

Громов опять постучал по столу, уставился на Изота.

— Может быть, райпартком учил его наганом размахивать? — заговорил он сурово. — Или мы одобряли его шашни с кулацким элементом? Я лично предлагал ему убрать Сбежнева из колхоза.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Мой лейтенант
Мой лейтенант

Книга названа по входящему в нее роману, в котором рассказывается о наших современниках — людях в военных мундирах. В центре повествования — лейтенант Колотов, молодой человек, недавно окончивший военное училище. Колотов понимает, что, если случится вести солдат в бой, а к этому он должен быть готов всегда, ему придется распоряжаться чужими жизнями. Такое право очень высоко и ответственно, его надо заслужить уже сейчас — в мирные дни. Вокруг этого главного вопроса — каким должен быть солдат, офицер нашего времени — завязываются все узлы произведения.Повесть «Недолгое затишье» посвящена фронтовым будням последнего года войны.

Вивиан Либер , Владимир Михайлович Андреев , Даниил Александрович Гранин , Эдуард Вениаминович Лимонов

Короткие любовные романы / Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Военная проза