Читаем Гагаи том 1 полностью

— Ну, я и признал, — продолжал Кондрат, — стращал, кажу, так за те речи не то стращать — к стенке ставить. А он каже: хвакт установлен, а ваши — мои, значит, — коментари излишни. Правда, я попервах не уразумел, что оно обозначает те «коментари». А это чую — сняли с работы. То ж у Ивана пытаю: може, потому и сняли, что не послухали коментари? Може, про них куды выше прописать?

— Не надо, — отозвался Тимофей. — И на том тебе спасибо.

— Гляди сам. Ежели что надо — пропишу. Я такой.

Тимофей лишь покачал головой. Хватит с него. Писал. Выше — некуда.

Долго ждал Тимофей ответ на свое письмо, а вместо него получил вызов из окружкома. Ему пришлось выдержать еще один неприятный разговор с Громовым.

— Что ж это ты без нашего ведома в Москву сунулся? — хмуро уставился на него Громов.

— Чего мне спрашивать? Вы свое сказали.

— Так-так, — неопределенно отозвался Громов. — Что же ты там писал?

— А то уже мое дело.

— Много на себя берешь, — недружелюбно проговорил Громов. — Смотри, как бы не сорвался...

Утром Тимофей отправился в окружком. На такую поездку, хотя и было до города что-то около двадцати верст, уходил весь день. Чтобы добраться до места, нужно было ехать рабочим поездом в Ясногоровку, оттуда — случайным товарным составом до станции Югово, а потом брать извозчика.

Но в этот раз на привокзальной площади, устланной булыжником, их не было. Люди толпились у рельсов. Вскоре из-за поворота выехал красный вагон.

Теперь Тимофей понял, почему исчезли извозчики. Вступила в строй трамвайная линия.

Вагон брали штурмом. Тимофей тоже протиснулся. Но свободных мест уже не было, и он ухватился рукой за одну из петель, прикрепленных вверху. Движение было однопутейное. Вагон подолгу стоял на «разминовках», ожидая, пока пройдет встречный. И все же в город приехали намного быстрее, чем раньше, когда пользовались извозчиками.

Кондуктор объявляла остановки: «Ветка», «Гладковка»... За окнами проплывали дымящиеся терриконы, приземистые бараки шахтеров, низкорослые деревья, будто придавленные закопченным небом.

С зимы не был Тимофей в окружном центре, с тех самых пор, когда сидел в камере предварительного заключения. А как изменился город! Появился трамвай, выросли новые дома, общежитие студенческого городка поднялось еще на один этаж.

Трамвай шел по центральной улице — Первой линии — до самого завода, который непрестанно дымил высокими трубами, засыпая сажей и без того грязную мостовую, узкие тротуары, небольшой городской сад, рынок, многочисленные палатки мелких торговцев и сапожников. Здесь же, в городе, высились терриконы шахт, распространяющие удушливый серный дух.

Тимофей не стал терять времени. С нетерпением вошел в здание окружкома, отыскал нужную комнату, предварительно постучав, открыл дверь и сразу же увидел Заболотного.

— А, правдоискатель... — на мгновение оторвав взгляд от бумаг, вместо приветствия сказал тот.

Тимофей подошел ближе.

— Ну? — всем своим видом выказывая недовольство, что ему приходится отрываться от важных дел, продолжал Заболотный. — Добился своего? — Он еще больше округлился, стал еще более надменным, медлительным, — обился? — откровенно злорадствовал он. — прочем, ты о себе ничего не пишешь. Очевидно, из скромности? Это делает тебе честь. — В его голосе зазвучали снисходительно-покровительственные нотки, — Вот только не смог освободиться от субъективизма. Окружком отмечает Заболотного как лучшего работника, назначает заведующим отделом, а ты утверждаешь, что Заболотный не понимает постановлений партии, действует во вред партии. Нехорошо. Клевета получается, дорогой товарищ. За клевету и под суд можно угодить. А?

Он отыскал нужную папку, раскрыл ее, и Тимофей, увидев свое письмо, понял — круг замкнулся.

— А теперь просят меня разобраться с тобой, — не торопясь вел Заболотный.

«Не дали ему... не читал, — с болью думал Тимофей. — Оказывается, права была Елена».

Заболотный наконец милостиво дозволил:

— Что ж, садись. Рассмотрим твое письмо.

Тимофей недобро сощурился. В нем уже закипала злость. Он не сомневался, что на запрос у Заболотного уже готов ответ. Каков этот ответ — не трудно было представить.

— Разобраться, говоришь, поручили? — Тимофей презрительно взглянул на Заболотного. — Ну, ну, разбирайся. А мне и так все ясно, — сказал он, направляясь к двери.

— Тем лучше! — крикнул ему вслед Заболотный.

Тимофей вышел с гордо поднятой головой. На самом же деле в нем что-то дрогнуло. Вспомнились слова Громова, что и без каждого из них партия будет идти своей дорогой. Подумалось, что, может быть, и в самом деле прав Артем. Вот и без него, Тимофея Пыжова, ничего не случилось с колхозом. Не стало его — пришли «новые бойцы», как говорил Громов.

Сильный по натуре своей, он быстро оправился и от этого удара, пошучивал: мол, учитывая его мелкобуржуазное происхождение, он сравнительно легко отделался, мол, Заболотный явно прохлопал, ибо такого уклониста, каким является он, Тимофей Пыжов, и свет не видывал. Шутки помогали и ему самому веселей смотреть в будущее, и Елену подбадривать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Мой лейтенант
Мой лейтенант

Книга названа по входящему в нее роману, в котором рассказывается о наших современниках — людях в военных мундирах. В центре повествования — лейтенант Колотов, молодой человек, недавно окончивший военное училище. Колотов понимает, что, если случится вести солдат в бой, а к этому он должен быть готов всегда, ему придется распоряжаться чужими жизнями. Такое право очень высоко и ответственно, его надо заслужить уже сейчас — в мирные дни. Вокруг этого главного вопроса — каким должен быть солдат, офицер нашего времени — завязываются все узлы произведения.Повесть «Недолгое затишье» посвящена фронтовым будням последнего года войны.

Вивиан Либер , Владимир Михайлович Андреев , Даниил Александрович Гранин , Эдуард Вениаминович Лимонов

Короткие любовные романы / Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Военная проза