Гагарин. Человек и легенда

На металлических пусковых башнях краской нарисованы звезды, обозначающие число запусков: каждая звезда соответствует пятидесяти стартам. Одна из башен украшена шестью звездами… Отсюда отправилась первая в мире пилотируемая космическая экспедиция. Сегодня с космодрома взлетают корабли «Союз», доставляющие космонавтов на борт станции «Мир».

Современное байконурское «досье запусков» выглядит безупречно, однако первые годы существования комплекса омрачены неудачами. В частности, шесть месяцев, предшествовавших первому пилотируемому полету «Востока», вместили в себя массу чрезвычайно обескураживающих событий. 10 октября 1960 года королёвский зонд «Марс-1» поднялся на жалкие 120 километров, а потом свалился на землю, точно подмокшая петарда. Базовые блоки двигателя Р-7 включились как планировалось, но верхняя межпланетная ступень, разработанная слишком поспешно, не сумела вытолкнуть аппарат за пределы действия земного притяжения. Спустя четыре дня точно так же упал и второй зонд. В то время Хрущев находился на сессии ООН. Ему не терпелось похвалиться проектом «Марс», но сделать это не удалось. Срочная шифрованная телеграмма из Москвы очень расстроила советского лидера.

В середине октября на Байконуре уже возвышалась новая опытная модель для запуска — Р-16, одна из военных машин Михаила Янгеля, призванная заменить королёвскую Р-7, которая оказалась чересчур своенравной для космических исследований, не говоря уж о том, чтобы служить стратегической ракетой. Если Советский Союз хотел когда-нибудь создать действительно надежную движущую силу для своих МКБР, ему следовало найти ракету, которую можно быстрее подготовить к запуску. Р-7 была сравнительно неплоха, однако на ее заправку и предстартовую подготовку уходило не меньше пяти часов. Проблемой стал жидкий кислород — очень эффективное топливо, сгоравшее внутри двигателя, но его нельзя было заготавливать задолго до полета: уже через несколько часов оно нагревалось и из жидкости превращалось в газ. Давление в баках доходило до критической точки, и содержимое могло взорваться, поэтому скапливавшийся газ следовало отводить, замещая его свежими порциями высокоохлажденной жидкости. Чем дольше Р-7 стояла на площадке, тем больше это прожорливое создание нуждалось в новой пище. Ракету Р-16 разработали с целью существенно снизить время предстартовой подготовки, в полном соответствии с потребностью частей быстрого реагирования. Новинку можно было заправить и при необходимости выдерживать несколько дней или даже недель без потери окислителя, так как Янгель отказался от высокоохлажденного жидкого кислорода и керосина, предпочтя им азотную кислоту и гидразин. Эти химикаты долгое время хранятся в ракете при нормальном давлении и температуре без необходимости вентиляции и без риска утечки. Р-16 нужно было поставить на постоянное дежурство в стартовой шахте, откуда она могла нанести удар по американцам практически сразу же после того, как будет отдана такая команда. Единственным затруднением оказалось то, что эти «топлива долговременного хранения» на самом деле хранились плохо. Они обладали колоссальной коррозионностью и поэтому делали как раз то, чего не должны были делать: совершали утечки.

Октябрьские неудачи с зондами «Марс» охладили пыл Хрущева, но он по-прежнему был полон решимости поразить своих зарубежных коллег на сессии ООН и в своих публичных выступлениях сосредоточился на военном превосходстве СССР. «Мы делаем ракеты, как сосиски на конвейере!» — гордо восклицал он. Вернувшись в Москву, он потребовал, чтобы маршал Митрофан Неделин, главнокомандующий Ракетными войсками стратегического назначения, подготовил какую-нибудь зримую демонстрацию советской военной мощи. Хрущев больше не хотел мокрых петард. Неделин тут же полетел на Байконур, чтобы 23 октября лично проконтролировать первый запуск янгелевской Р-16.