Гагарин. Человек и легенда

Валентина вытащили; он был весь в ожогах и испытывал страшную боль. «Я сам виноват! Простите!» — кричал он. Врачи восемь часов боролись за его жизнь, но травмы оказались слишком серьезными. Обстоятельства его гибели стали достоянием гласности лишь в 1986 году5.

Существовала лишь одна сторона космического полета, к которой подготовить космонавтов в Звездном городке было практически невозможно — невесомость. Королев и его советники вообще-то не планировали позволять своему первому пилотируемому космическому аппарату совершить больше одного витка вокруг Земли — ведь никто тогда не знал, сможет ли человек провести хотя бы один день без привычного чувства гравитации.

Поначалу невесомость представляла колоссальный психологический барьер для руководителей советской космической программы. Единственной «земной» возможностью испытать это ощущение была шахта лифта, преодолевавшего 28 этажей, — в Главном здании МГУ, одном из самых высоких строений в тогдашней Москве. Соорудили специальную клетку, которая совершала свободное падение в шахте и затем опускалась на «буфер» из сжатого воздуха.

Космонавты могли парить над полом клетки самое большее две-три секунды. Юрий Мозжорин, специалист-баллистик, работавший с Королевым, объясняет: «Это было наше первое погружение в океан неопределенности. Мы всего боялись. Вот почему Сергей Павлович выступал за постепенность. Первая космическая экспедиция с человеком на борту — один виток. Следующий полет — двадцать четыре часа. Следующий — три дня, чтобы понять, как человек это перенесет».

Американские астронавты НАСА летали по длинным параболическим траекториям на борту реактивных «Боингов-707». По идее, это были грузовые аппараты, но если убрать все сиденья и емкости для груза, в кабине появлялась масса свободного пространства. Астронавты могли парить до двух минут кряду — это более чем достаточно, чтобы разрешить мрачную тайну невесомости. Советские инженеры так и не додумались использовать подобным образом свои грузовые самолеты, по крайней мере — в начале 60-х годов. В ходе подготовки космонавты испытывали тридцать секунд «почти невесомости», извиваясь в заднем кресле истребителя МиГ-15, закладывавшего почти такую же параболическую дугу, но это было ненамного полезнее в практическом отношении, чем падать вниз в университетской шахте лифта. Титов вспоминал, что опыты на МиГе были дольно бесполезными, к тому же чересчур краткими: едва ли ощущения сильно отличались от тех, что он испытывал во время боевых тренировок. «Когда не очень удачно выполняешь сложный маневр, иногда чувствуешь что-то похожее, и в лицо тебе летит вся грязь и пыль с пола кабины. Эти короткие ускорения — еще не совсем невесомость. [В космосе] бывает совсем иначе, там тебе иногда приходится длительное время жить в условиях невесомости». Более того, кабины МиГов были так набиты оборудованием, что в них едва ли удалось бы приличным образом парить.

Страх перед невесомостью оставался непобежденным — по крайней мере на тот момент. Провели расчеты, согласно которым тормозные двигатели «Востока» должны были включиться задолго до того, как корабль завершит первый виток вокруг планеты. Это сводило период невесомости к минимуму. Однако существовала весьма небольшая вероятность, что из-за отказа тормозных двигателей аппарат может застрять на орбите еще на несколько оборотов вокруг Земли. Энди Олдрин ярко описывает риск, которому подвергался первый космический путешественник: «Ты поднимаешься на орбиту и вертишься вокруг Земли, а потом ракета, которая тебя доставила наверх, должна опять включиться, чтобы замедлить движение корабля и доставить тебя обратно, вниз. Если она не сработает, ты будешь вечно вращаться на орбите и медленно умирать… Конструкторы Королева предложили вывести первый пилотируемый аппарат на суборбитальную, более безопасную траекторию, но он ясно дал понять, что не хочет побеждать американцев с таким небольшим отрывом. Нет, он хотел выиграть с разгромным счетом».

Запасов воздуха на «Востоке» хватило бы на десять суток (шестнадцать сферических баков ожерельем опоясывали перемычку между шаром и приборным отсеком; одни резервуары содержали азот, другие — кислород, они чередовались друг с другом). Орбиту корабля специально рассчитали так, чтобы он пролетал над самым краем внешних слоев атмосферы: тогда в случае серьезных неполадок естественное трение в атмосфере в течение нескольких суток замедлит движение аппарата. Оставалось только гадать, случится ли это до того, как у космонавта кончится воздух, вода и пища.