Гагарин. Человек и легенда

В 5:00 утра 11 апреля ворота главного сборочного ангара раздвинулись, и удерживаемая в горизонтальном положении на гидравлической платформе, установленной, в свою очередь, на специальной дрезине-автомотрисе, в предрассветный холодок тяжело выкатилась Р-7 с «Востоком» на носу. Впереди, совсем рядом, вышагивал по рельсам Королев, сопровождая свое детище, словно взволнованный папаша. Автомотриса двигалась медленнее пешехода, чтобы ракета не пострадала от вибраций. Стартовую площадку отделяло от ангара четыре километра, и всю дорогу Королев шел рядом. Титов объяснял: «Для Главного Конструктора эта ракета была как ребенок. Вот почему он все время ее сопровождал. Доставка ракет на площадку обычно идет очень медленно: в те времена скорость всегда ассоциировалась с проблемами. А ракеты „Восток“ были довольно нежные, хотя и мощные. Особенно первая».

В час дня Королев проводил Гагарина и Титова на вершину пусковой башни, чтобы провести генеральную репетицию загрузки — уже при вертикально стоящей ракете-носителе. Изможденного Королева внезапно охватил приступ слабости, пришлось помочь ему спуститься с башни и добраться до его коттеджа на окраине стартового комплекса, чтобы он передохнул. Позже Гагарин узнал, что Главный Конструктор, с виду коренастый и крепкий, на самом деле был человеком очень нездоровым5.

Между тем в армейских казармах на окраине Саратова генерал Андрей Стученко проснулся в предрассветной тьме от телефонного звонка некоего высокопоставленного кремлевского начальника[9]: «В ближайшее время в космос полетит человек… Космонавт приземлится на территории вашего округа. Вы должны организовать его встречу, обеспечить и обезопасить его приземление. За его сохранность отвечаете головой»6. Стученко ответил, что все выполнит. Он схватил карту своего военного округа, разбил ее на квадраты и целый день с максимально возможной скоростью развертывал там войска, которые должны были высматривать удивительное зрелище — парня, летящего с неба.

Накануне полета, вечером, Титов и Гагарин обосновались в домике, располагавшемся в нескольких километрах от стартовой площадки. Николай Каманин ненадолго зашел к ним. Как отмечено в его дневнике, Гагарин отозвал генерала в сторонку и шепнул:

— Знаете, я, видно, немного не в своем уме.

— Почему?

— Завтра лететь, а я до сих пор не верю, что полечу, и сам удивляюсь своему спокойствию. Совершенно спокоен, понимаете? Это нормально?

— Это отлично, Юра. Очень рад за тебя. Спокойной ночи!

Конечно же на несколько минут заглянул Сергей Павлович, чтобы устроить своих подопечных на ночь. «Не знаю, из-за чего весь сыр-бор, — поддразнивал он их. — Через пять лет можно будет по профсоюзной путевке летать в космос». Все расхохотались. Королев невозмутимо глянул на часы и тоже пожелал им спокойной ночи. Это был сигнал укладываться.

Владимир Яздовский, руководивший медицинским обеспечением предстартовой подготовки, провел до того целый день в их комнате. Он вставил датчики давления в матрасы подопечных, чтобы регистрировать движения космонавтов, если те будут ворочаться во сне. Провода тянулись от коек к подозрительному свежепросверленному отверстию в стене, за которым располагались несколько аккумуляторов. Кабель, передававший данные, через несколько сотен метров нырял в другое здание, где медики установили свои приборы. Конечно, эксперимент предполагалось держать в секрете, но Юрий и Герман по горькому опыту знали, что доктора получают информацию об их состоянии круглые сутки. («В замочную скважину никто не подглядывает, но ты-то знаешь, что за тобой все время наблюдают».) История утверждает, что оба спали великолепно. Здравый смысл предполагает обратное. Гагарин позже признался Королеву, что в ту ночь не сомкнул глаз. Его преследовали не только мысли о предстоящем полете. Он изо всех сил старался не ворочаться — тогда утром врачи сочтут его отдохнувшим и годным для выполнения задания. Его высокодисциплинированный дублер Титов наверняка проделал тот же трюк. В результате наутро оба оказались гораздо менее свежими, чем если бы доктора просто оставили их в покое. Перед сном Гагарин по секрету сообщил Каманину, что все время считал свои и Титова шансы на полет равными, но знал, что малейший намек на беспокойство во время «сна» в ночь перед полетом может качнуть весы. Несколько месяцев спустя он шутливо говорил Королеву, что его, Гагарина, отправили в космос утром 12 апреля лишь потому, что Титов ночью ворочался на своей койке7.