Гагарин. Человек и легенда

А вечером, когда всех, кроме самых близких коллег, наконец разогнали, Гагарин тихо сыграл в бильярд с Космонавтом-2 — вежливым, но подавленным Германом Титовым. „Я все еще ему завидую, до сих пор, — спустя много лет признавался Титов. — У меня очень вспыльчивый характер. Я легко могу нагрубить, обидеть кого-нибудь и спокойно уйти, но Юрий Алексеевич мог непринужденно болтать с кем угодно — с пионерами, рабочими, учеными, колхозниками. Он умел говорить на их языке, понимаете? И я этому завидовал“. Но оба они были пилоты, это их всегда объединяло. Если они и не слишком любили друг друга, то ощущали взаимное уважение. Они играли на бильярде, и Титов с неподдельным интересом слушал, как Гагарин объясняет разные события, случившиеся в полете. Теперь, когда этот успех был навсегда запечатлен в истории человечества, Космонавт-2 мог быть уверен, что в ближайшие несколько месяцев и ему выпадет шанс полететь. „Восток“ хорошо показал себя, и „семерка“ Сергея Павловича, судя по всему, теперь работала надежнее, выйдя из шаловливого подросткового возраста. Но, видимо, дачная бильярдная показалась Гагарину слишком публичным местом, чтобы вдаваться в детали касательно неудачного разделения шара и приборного отсека. Их Титову предстояло открыть самому. Гагарин ни о чем его не предупредил.

Один настырный репортер сделал несколько неформальных снимков Гагарина в тусклом свете бильярдной, пока его не прогнали. „Все, хватит“, — произнес Титов.

„Хватит“? Как бы не так.

На другой день Королев, Каманин, Келдыш и другие члены Государственной комиссии собрались на этой даче, чтобы задать Гагарину вопросы по поводу его полета. За закрытыми дверями он счел возможным описать проблему с тормозной установкой более детально. До сих пор не совсем ясно, почему эту проблему так и не решили до полета Титова, состоявшегося 6 августа. Вероятно, какие-то изменения в конструкцию внесли, но они не принесли результата. Кабели, передающие данные от приборного отсека, подключались к большому круглому диску, установленному на шаре, с помощью 17 игольчатых контактов, каждый из них состоял из набора более мелких иголок, так что в сумме получалось 80 электрических соединений. Непросто было мгновенно разорвать такое сложное подключение. Подобные немудрящие механические проблемы мешали выполнению советской космической программы на ее ранних этапах7.

В Америке инженеры НАСА также обнаружили, что отделять капсулы при возврате в атмосферу — дело непростое. Как и русские, они полагались на толстые пучки проводов, соединявшие капсулы с модулями обеспечения. Важнейшее различие — в том, что они при этом никогда не пытались отключить бесчисленные контакты: место соединения оставалось в неприкосновенности, соединительные кабели просто разрубали специальным лезвием-гильотиной», приводимой в движение затвором с небольшим зарядом взрывчатки. Если лезвие не сработает, в дело вступит запасное, чуть выше. С гибкими проводами куда легче справиться, чем с неуклюжими разъемами. Как ни странно, блистательный Королев не нашел этого решения, и соединительные узлы «Востока» были перегружены съемными зажимами, замками с миниатюрными зарядами и прочими механизмами, которые в те времена работали не очень-то удачно.

Рано утром 14 апреля Гагарин вылетел в Москву. Он поднялся по трапу в салон большого лайнера Ил-18, способного выполнять дальние перелеты. Через несколько недель он уже не будет мысленно называть его по номеру. С усталым юмором он будет именовать его «домом родным».

Почти весь полет его расспрашивали журналисты. Поздравительные радиограммы передавались в пилотскую кабину, и члены команды по очереди заходили в салон, чтобы перемолвиться с пассажиром. Через четыре часа уверенного движения самолет подлетел к месту назначения; в паузе между беседами Гагарин выглянул в иллюминатор. На земле его ожидала совершенно новая жизнь:

«На подлете к столице нашей Родины к нам пристроился почетный эскорт истребителей. Это были красавцы МиГи, на которых в свое время летал и я. Они прижались к нашему воздушному кораблю настолько близко, что я отчетливо видел лица летчиков. Они широко улыбались, и я улыбался им. Я посмотрел вниз и ахнул. Улицы Москвы были запружены потоками народа. Со всех концов столицы живые человеческие реки, над которыми, как паруса, надувались алые знамена, стекались к стенам Кремля»8.

Ил-18 совершил посадку во Внукове раньше, чем предполагалось. Гагарину пришлось еще несколько минут пробыть на борту, пока не наступило время начала запланированных торжеств. Он радовался, хотя и нервничал.

А на земле, в Москве, Валентин, Борис, Зоя и Алексей уже встретились с Хрущевым и его женой Ниной, к приехавшим Гагариным успели присоединиться Анна и Валя. Зоя вспоминает, с какой теплотой к ним отнеслись Первый секретарь ЦК КПСС и его супруга. «Он держался с нами очень просто и скромно, а она посвящала нам все свое время. Мы четыре дня провели в Москве, и каждое утро Нина нас навещала, а уходила только днем. Все было очень непринужденно».