По-видимому, завихрения воздуха от другого самолета, в которые попал бы МиГ с отделяемыми топливными баками (такой же, на котором летели Гагарин и Серегин), представляли бы более серьезную угрозу, чем предпочитал признавать генерал-майор Куликов.
Алексей Леонов идет еще дальше. Он настаивает: то был не просто вихревой поток от другого МиГа, а мощная сверхзвуковая ударная волна от новейшего истребителя. Она врезалась в самолет Гагарина и Серегина точно движущаяся кирпичная стена.
Леонов всегда был твердо уверен, что два взрыва, которые он услышал, приземлившись на своем вертолете в Кир-жаче, обозначали два разных явления. УТИ МиГ-15 был машиной быстрой, но далеко не сверхзвуковой. Туда, где стоял Леонов, отдаленный грохот, может быть, доносился и слабо, но он был убежден, что причина этих звуков — взрыв и переход звукового барьера. Следовательно, в тот же участок воздушного пространства, что и МиГ, наверняка вошел какой-то другой самолет, гораздо более скоростной. Но, когда Леонов попытался убедить в этом своих коллег по расследованию, «все попытки разбились, точно о невидимую стену. Я понимаю, ведь заместителя главкома [Куликова] включили в комиссию. К тому же именно он отвечал за безопасность воздушного движения в этом районе, и он мог нести ответственность [за события 27 марта], но на мои предположения он в своем докладе не обратил внимания, так как это могло принести ему неприятности».
Леонов очень переживал, что его никто не хочет слушать. Он был убежден: сверхзвуковой удар — не плод его воображения[26]
. Очевидцы, находившиеся на земле близ зоны катастрофы, привели некоторые убедительные доказательства в поддержку леоновской гипотезы, но их свидетельства также не включили в окончательный вариант доклада. «Мало того, что я лично слышал эти звуки. Местных жителей опрашивали отдельно. И все они говорили, что видели дым и огонь, шедшие из хвостовой части какого-то самолета. А потом он поднялся в облака. Значит, процесс был обратный: Гагарин упал на землю, но другой самолет на большой скорости ушел вверх». Свидетелям показали таблицы определения самолетов по внешнему виду, и все они тут же выбрали характерный силуэт нового сверхзвукового реактивного истребителя Су-11, который совершенно не похож на старый МиГ-15. «Мы знали, что в этом районе могли находиться Су-11, но они не должны были летать на высоте больше десяти тысяч метров», — говорит Леонов.«Дым и огонь», исходившие из задней части загадочного самолета, явно указывали на присутствие дожигателя, запущенного на полную мощность. Су-11 снабжались таким дожигателем (форсажной камерой) — новым техническим решением, специальным нагнетателем, внутри которого отработанные газы реактивного двигателя вновь воспламенялись, чтобы придать машине дополнительную тягу, особенно когда машина подходила к сверхзвуковому барьеру и преодолевала его. На полном ходу Су-11 мог почти вдвое превысить звуковую скорость. В старомодном МиГ-15, летавшем с дозвуковой скоростью, дожигателя не было.
В пользу существования загадочного второго самолета в этом районе высказывался и Вячеслав Быковский, один из авиадиспетчеров, дежуривших в этот день. Он сообщил комиссии, что видел на радарном экране еще два пятна. Один из объектов двигался с востока. Судя по всему, этот сигнал присутствовал на его экране еще по меньшей мере в течение двух минут после того, как разбился Гагарин. Вообще точное время катастрофы было трудно установить. Сейсмометры в Москве зафиксировали толчок в 10:31 утра, что совпадает с предполагаемым временем удара гагаринского самолета о землю, но Быковский утверждает: «Я до сих пор считаю, что Гагарин упал не в это время, потому что мы потеряли радарную связь с ним в сорок одну минуту, а не в тридцать одну». Впрочем, он сам себе противоречит, отмечая, что среди обломков нашли хронометр МиГа, остановившийся в 10:31, а кроме того, он знает о данных московского сейсмометра. Быковский продолжает: «Что все это означает? Вариантов много. Может быть, в Москве отметили какое-то другое сотрясение, оно случилось еще до аварии. Не знаю. Через год после гибели Гагарина я поехал в Звездный, и экскурсовод сказал, что он погиб в 10:41. Еще через год всем говорили, что в 10:31. А это большая разница».
В марте 1968 года, сразу же после аварии, Быковского и других диспетчеров с его станции поместили под строгий надзор служб безопасности, и их тогдашние свидетельства проходили тщательную фильтрацию. В 1998 году он говорил: «В том районе находились в это время еще два самолета. Мы о них знали. Генералы из комиссии всех нас собрали, и мы им рассказали о том, что видели, но потом нас разделили, и с тех пор мы не работали вместе больше недели подряд. Потом они расспрашивали об этом другом самолете (который, возможно, помешал полету Гагарина и Серегина), и многие говорили, что видели его».