– неохотно отвечал Джок, как будто вся медлительность и молчаливость, только что владевшие его хозяйкой, теперь передались ему.
– Но о чем же он расспрашивал? – домогался Глоссин.
– Да вот, спрашивал обо всем народе, что на льду был, да насчет старого Джона Стивенсона, да про молодых леди… и все такое...
– Про каких это молодых леди? И что он о них спрашивал? – любопытствовал Глоссин.
– Про каких леди? Да про мисс Джулию и про мисс
Люси Бертрам, которых вы хорошо знаете, мистер Глоссин. Они как раз гуляли с молодым лэрдом Хейзлвудом по льду.
– И что ты ему про них сказал?
– Как что? Что есть, то и сказал. Вот это, мол, мисс
Люси Бертрам Элленгауэн, что наследницей большого поместья была, а та – мисс Джулия Мэннеринг, невеста молодого Хейзлвуда. Ишь, как она к нему прильнула. Ну, и о разных наших деревенских делах мы с ним тоже потолковали. Человек-то он простой.
– Ну, а что же он на все это отвечал? – спросил Глоссин.
– Отвечал? Он долго-долго на молодых леди глядел и опять спросил, верно ли, что мисс Мэннеринг замуж за
Хейзлвуда выходит. Ну, а я – дело, мол, решенное, говорю, да оно и впрямь так – сестра-то моя троюродная Джин
Клейверс (вы ведь ее знаете, да она, сдается, и вам родня, мистер Глоссин?), так вот, Джин с ключницей в Вудберне тоже в родстве состоит. И она мне говорила, что дело там совсем на мази.
– Да, но что же все-таки сказал на это приезжий? –
опять спросил Глоссин.
– Сказал. . – повторил Джок, – да ничего не сказал, он только так смотрел на них, когда они вокруг озера по льду ходили, будто сожрать хотел, все-то время с них глаз не спускал, а сам, слова не вымолвил, а туда, где народ катался, так даже и не взглянул, а тогда как раз самые большие искусники на лед вышли. Так он стоял, а потом повернулся и пошел по тропинке, по той, что в Вудберн ведет, через еловую рощу, только его и видели.
– Подумать только, – сказала миссис Мак-Кэндлиш, –
совсем в человеке совести нет: тут же, прямо на глазах у невесты, жениха убивать.
– О миссис Мак-Кэндлиш, подобные случаи у нас бывали. Он, конечно, ему мстил, а такая-то месть ведь слаще всего.
– Помилуй господи, – сказал церковный староста
Берклиф, – какие мы все грешные создания, когда предоставлены самим себе! Он, должно быть, забыл, что в писании сказано: «Мне отмщение, и аз воздам».
– Послушайте, – сказал Джейбос, который, по своей неотесанной простоте, попадал иногда, что называется, не в бровь, а в глаз, – послушайте, тут дело что-то не так, я ни за что не поверю, чтобы кому-нибудь пришло в голову человека застрелить его же собственным ружьем. Я ведь сам на Острове помощником лесничего служил, так вот ручаюсь вам, что первый силач в Шотландии, и тот у меня ружья не отнимет: я сначала в него все пули всажу. А видите, какой я: кожа да кости, и я ведь только и знаю, что сидеть да лошадей погонять. Нет, чего там говорить, на такое дело никто не пойдет. Да я самые лучшие мои сапоги в заклад ставлю, новые, на ярмарке в Керккудбрайте купил, что это чистый случай. Но коли я вам больше не нужен, так я пошел поглядеть, как там, кормят лошадок или нет. – И он вышел.
Конюх, явившийся вместе с ним, показал то же самое, и его и миссис Мак-Кэндлиш снова стали допрашивать, не было ли при Брауне в это злополучное утро какого-нибудь оружия.
– Не было, – сказали оба, – один только тесак у него на ремне висел.
– Ну вот видите, – заявил Берклиф, держа Глоссина за пуговицу (занявшись разрешением столь сложного вопроса, он позабыл о том, что Глоссин был уже в новом звании),
– все это очень сомнительно, мистер Гилберт; просто невероятно, чтобы он решился нападать так, ничего при себе ни имея.
Глоссин постарался избавиться от крепкой руки Берклифа и от спора с ним, но действовал все же очень осмотрительно; теперь ведь он был крайне заинтересован в том, чтобы самые разные люди составили о нем хорошее мнение. Он спросил, какие сейчас цены на чай и сахар и сказал, что хочет купить про запас того и другого, попросил миссис Мак-Кэндлиш приготовить в следующую субботу хороший обед на пять человек, которых он собирается сюда пригласить, и, наконец, дал полкроны Джоку Джейбосу, которого конюх послал подержать лошадей.
– Ну вот, – сказал Берклиф, взяв из рук миссис
Мак-Кэндлиш стакан пива, – не так страшен черт, как его малюют. Приятно видеть, что мистер Глоссин принимает такое близкое участие во всем, что у нас тут делается.
– Это сущая правда, мистер Берклиф, – отвечала трактирщица, – но все-таки я удивляюсь, что наши знатные господа, вместо того чтобы самим свои обязанности выполнять, их на такого человека возложили. Но, видно, пока монета в ходу, никто не будет задумываться, что там на ней изображено.
– А по-моему, так скоро все разглядят, что такая монета, как Глоссин, из чего угодно, только не из благородного металла чеканена, – сказал Джейбос, проходя в эту минуту по комнате. – Зато вот эти полкроны – монетка что надо.
ГЛАВА 33