Гай Мэннеринг

253 . .наших прежних земных воплощений? – В индуистской религии, в соответствии с догматом о воздаянии (карма), душа человека после смерти, в зависимости от того, как он прожил свою жизнь, получает более высокое или более низкое воплощение (от древнейших анимистических верований в переселение душ).

Случилось так, что площадка, на которую вышел Бертрам, чтобы лучше оглядеть замок, была тем самым местом, где умер его отец. Там, под тенью развесистого старого дуба, Элленгауэны в былые времена устраивали расправы со своими подчиненными, и дуб этот с тех пор прозвали Деревом Правосудия. Случилось также – и это совпадение довольно примечательно, – что в то же самое утро Глоссин беседовал с человеком, с которым всегда в подобных случаях советовался, о перестройке дома. Недолюбливая руины, напоминавшие ему о величии былых обитателей Элленгауэна, его теперешний владелец решил снести все, что осталось от старого замка, а камень употребить для нового флигеля. Он как раз поднимался наверх в сопровождении землемера, о котором уже была речь; этот землемер в случае необходимости мог заменить и архитектора. Что же касалось чертежей, планов и всего остального, то Глоссин, как всегда, взял это на себя. В то время как они поднимались, Бертрам стоял к ним спиной и был совершенно спрятан от них ветвями широко разросшегося дуба, так что Глоссин даже и не заметил его до тех пор, пока не приблизился к нему вплотную.

– Да, я вам это давно уже говорю, камень весь отлично еще пойдет в дело. Самое лучшее – поскорее снести эти развалины, да и государству от этого только польза будет: тут ведь постоянно укрываются контрабандисты.

При этих словах Бертрам подошел прямо к Глоссину, от которого его отделяли каких-нибудь два ярда, и спросил его:

– Неужели вы собираетесь разрушить этот чудесный старый замок?

Фигурой, лицом и голосом Бертрам до такой степени походил на отца, что едва только Глоссин услыхал эти слова, как ему показалось, что он видит перед собой покойного лэрда, и чуть ли не на том самом месте, где старик умер, и он готов уже был подумать, что это вставший из гроба мертвец. Глоссин подался на несколько шагов назад, еле держась на ногах, как человек, которого неожиданно ранили, и ранили насмерть. Однако он вскоре пришел в себя и сообразил, что перед ним не выходец с того света, а человек, незаслуженно им обиженный, и что малейшая неловкость с его стороны может повести к тому, что пришелец узнает, как велики его права, и тогда, начав отстаивать их, неизбежно его, Глоссина, погубит. Но мысли его так спутались от этой неожиданной встречи, что в первом вопросе, который он задал Бертраму, слышалась уже тревога.

– Скажите, ради всего святого, как вы сюда попали?

– Как я сюда попал? – переспросил Бертрам, пораженный торжественным тоном этого вопроса. – Четверть часа тому назад я пристал в маленькой бухточке внизу и воспользовался свободным временем, чтобы поглядеть на эти развалины. Надеюсь, что я не совершил ничего непозволительного?

– Непозволительного, сэр? Нет, – ответил Глоссин, начав приходить в себя, и тут же что-то шепнул землемеру, после чего тот сразу направился к дому. – Непозволительного? Нет, я могу только радоваться, когда какой-нибудь джентльмен вроде вас хочет удовлетворить свою любознательность.

– Благодарю вас, сэр, – сказал Бертрам. – Скажите, это и есть так называемый старый замок?

– Да, сэр, в отличие от нового замка, дома, где я живу, здесь внизу.

Надо сказать, что в продолжение всего разговора

Глоссину, с одной стороны, хотелось выведать, что из связанных с этими местами воспоминаний могло сохраниться в памяти молодого Бертрама, а с другой стороны –

ему приходилось быть чрезвычайно осторожным в своих ответах, чтобы случайно названным именем, нечаянно вырвавшимся словом или упоминанием о каком-нибудь событии не пробудить дремавших в нем воспоминаний.

Вот почему эти минуты принесли Глоссину одни мучения, мучения, которые он вполне заслужил. Но гордость и расчет заставили его с мужеством североамериканского индейца выдержать всю пытку, на которую его обрекли нечистая совесть, ненависть, подозрительность и страх.

– Мне хотелось бы знать, – сказал Бертрам, – кому принадлежат развалины этого великолепного замка.

– Они принадлежат мне; меня зовут Глоссин.

– Глоссин? Глоссин? – повторил Бертрам, как будто он ждал на свой вопрос другого ответа. – Извините меня, мистер Глоссин, я иногда бываю очень рассеян. Разрешите спросить вас, давно ли этот замок принадлежит вашему роду?

– Насколько я знаю, он был построен давно родом

Мак-Дингауэев, – ответил Глоссин, не упоминая по вполне понятным причинам более известного всем имени Бертрамов – ведь имя это могло пробудить в пришельце воспоминания, которые ему как раз хотелось в нем усыпить.

– А как читается этот полустертый девиз вон там на свитке, под гербовым щитом?

– Я… я… право, я точно не знаю, – ответил Глоссин.

– Кажется, там написано: «Сила наша в правоте».

– Да, что-то в этом роде, – согласился Глоссин.

– Позвольте спросить, это что – девиз вашего рода?