– Имейте в виду, – крикнул Бертрам, – что я не собираюсь сопротивляться властям! Докажите мне, что у вас есть распоряжение о моем аресте и что вы на это уполномочены, и я вам сдамся сам. Но пусть ни один человек не думает подходить ко мне до тех пор, пока мне не скажут, по чьему приказанию и за какую вину меня хотят арестовать.
Глоссин велел тогда одному из своих подчиненных принести приказ об аресте Ванбеста Брауна по обвинению в том, что он выстрелил в молодого Чарльза Хейзлвуда, имея заранее обдуманное злое намерение убить его. Одновременно Брауну предъявлялось обвинение в других преступных деяниях. Предлагалось препроводить Брауна в суд для допроса. Приказ этот был составлен по всем правилам, и упомянутых в обвинении фактов нельзя было отрицать. Поэтому Бертрам бросил оружие и подчинился сподвижникам Глоссина, кинувшимся на него с решимостью, не уступавшей той трусости, которую они перед этим проявили; они собирались заковать его в кандалы, оправдывая это жестокое поведение его строптивостью и недюжинной силой. Однако Глоссин не то стыдился, не то боялся применить без надобности эту оскорбительную меру и приказал обращаться с арестантом с такой мягкостью и даже уважением, какие только можно было допустить, соблюдая требования безопасности. Но, боясь все же вводить его в свой дом, где многое могло еще больше напомнить ему о былом, и заботясь о том, чтобы его, Глоссина, действия были прикрыты санкцией какого-нибудь более авторитетного лица, он приказал приготовить карету
(он недавно обзавелся каретой) и накормить стражу и арестованного, помещенного перед отправкой на суд в одной из комнат старого замка.
ГЛАВА 42
Пока закладывали лошадей, Глоссин сочинял письмо, над которым потрудился немало. Оно было адресовано его соседу (как он любил его называть), сэру Роберту Хейзлвуду из Хейзлвуда, представителю древнего и могущественного рода, который после падения Элленгауэнов унаследовал значительную часть их влияния и власти. Главой этой семьи был старик, не чаявший души в своих детях – их у него было двое, сын и дочь, – и стоически равнодушный к судьбе всего человечества. Вообще же в поступках своих он старался проявить благородство, потому что дорожил мнением света, да и не только поэтому. В нем было много фамильной гордости и чувства собственного превосходства над всеми, которое особенно выросло после того, как ему было присвоено звание баронета Новой Шотландии.
Он ненавидел род Элленгауэнов, а когда рода уже не стало
– то даже и воспоминание о нем, потому что один из Элленгауэнов, как гласило предание, садясь на лошадь, заставил первого Хейзлвуда держать ему стремя. В обращении он был важен и высокомерен и выражался очень цветисто, причем речь его нередко становилась смешной из-за того, что он пересыпал ее разного рода триадами255 и кватернионами256, далеко не всегда уместными.
Ему-то и писал сейчас Глоссин, стараясь всячески польстить его дворянской гордости и тщеславию. Вот как выглядело это письмо:
«Гилберт Глоссин (ему хотелось добавить – Элленгауэн, но благоразумие одержало верх, и он обошелся без этого слова) имеет честь засвидетельствовать свое глубочайшее уважение сэру Роберту Хейзлвуду и сообщить ему, что сегодня утром ему посчастливилось арестовать человека, который ранил мистера Чарльза Хейзлвуда. Так как сэру Роберту Хейзлвуду, может быть, угодно будет допрашивать преступника самому, то Гилберт Глоссин готов направить его или в Кипплтринган, или в замок Хейзлвуд, в зависимости от того, как на этот счет распорядится сэр
Роберт Хейзлвуд. С соизволения сэра Роберта Хейзлвуда
Гилберт Глоссин явится к нему в любое из назначенных им мест со всеми доказательствами и документами, которые он имел счастье собрать по этому ужасному делу.
255 Триада – утроение.
256 Кватернион – логическая ошибка, которая заключается в том, что в силлогизме один из трех терминов имеет два значения.
Адресовано:
Вторник
Послав это письмо с верховым, он приказал двум судейским везти Бертрама в карете, а сам сел на лошадь и поехал шагом до перекрестка, где расходились дороги на
Кипплтринган и в замок Хейзлвуд. Там он стал дожидаться возвращения своего посланца с ответным письмом от баронета, с тем чтобы поступить в соответствии с указанием сэра Роберта.
Через полчаса слуга вернулся со следующим письмом, аккуратно сложенным и запечатанным гербовой печатью
Хейзлвуда, на которой красовалась эмблема.
«Сэр Роберт Хейзлвуд свидетельствует свое почтение мистеру Гилберту Глоссину и благодарит его за участие, которое он принял в деле, касающемся благополучия семьи