Гайда!

«Леса, где прячутся бандиты, очистить ядовитыми газами, точно рассчитывать, чтобы облако удушливых газов распространялось полностью по всему лесу, уничтожая все, что в нем пряталось…» – прочитал он первый пункт одной из недавних директив командования.

«Ну, может, до этого не дойдет… Да на нашем участке ни химоружия, ни специалистов нет, которые с ним могли бы работать, – подумал Аркадий, – хотя меры ужесточать придется. А что делать? Бьемся, бьемся, а эти гады как тараканы из всех щелей лезут! Уж какие только силы против них не задействовали – и артиллерию, и броневики, и авиацию. В самом деле, что ли, газами их травить?»

Он открыл еще один документ командования, подписанный председателем Полномочной комиссии ВЦИК Антоновым-Овсеенко и командующим войсками Тамбовской губернии Тухачевским. Директива предписывала создание на Тамбовщине жесткого оккупационного режима и введения террора против населения, вплоть до расстрелов заложников и уничтожения бандитских сел и деревень…

Наступающую осень лето встречало в штыки: жара не спадала. А вот напряжение на охваченной волнениями Тамбовщине благодаря принятым мерам постепенно ослабевало. К концу августа страсти и вовсе поостыли.

10.

«Едем-едем, а, получается, еще и полдороги не преодолели, – разглядывая причудливые узоры на заснеженном стекле, подумала Маруся. – Адечка говорил, что после Кургана останется половина пути. Только когда он будет-то, этот Курган? Поезд от графика здорово отстает…»

У нее посасывало под ложечкой, но будить мужа, спавшего на верхней полке, не хотелось. А именно там, наверху, возле стенки, разделяющей их купе с соседним, стояла сумка с едой, за которой – после того как в Уфе их здорово обчистили – они смотрели в оба.

«На минуту ничего нельзя оставить – тут же ноги приделают. Одно ворье кругом. Надо же – все вещи украли. Как жить будем, где чего возьмем, – пригорюнилась Маруся. – Попробуй купи теперь хоть что-нибудь. Тем более в этой Сибири…»

Поежившись от холода, она стянула покрепче полы накинутого на плечи полушубка и вновь вернулась к одолевавшим ее мыслям:

«Как же юбку твидовую жалко! А платье зеленое, туфли… Да что там говорить – все жалко. Хорошо хоть из-за холода никто из пассажиров верхнюю одежду не снимает – так и спят в ней, а то бы и шубку мою стащили, и шинель Аркашенькину умыкнули. А у него там во внутреннем кармане все деньги были. Слава Богу, на ближайшей станции на них кое-какие продукты удалось купить…»

Вспомнив о еде, Маруся сглотнула слюну и почувствовала, как ее желудок сжался от голода.

«Ладно, еще полчасика подожду, и, если сам не встанет, придется будить, – решила она. – Я-то сколько угодно могу терпеть – и не так до Адечки голодала, но ребеночка жалко. Он, хоть и крошечный совсем, но кушать, видно, уже просит…»

В окно сильно дуло. Маруся в несколько раз сложила связанный из мягкой овечьей шерсти шарфик, подсунула его под щеку и только после этого прислонилась головой к стенке вагона.

«Ну, потерпи немного, миленький, – положив ладонь на пока еще плоский живот, уговаривала она малыша, который, по всем подсчетам, должен появиться на свет не раньше середины июля. – Вот папочка наш проснется, и мы с тобой покушаем. У нас и хлебушек есть, и сало еще осталось…»

На хлеб и сало ее желудок снова отреагировал голодным спазмом.

«А потому что не о том думаешь, – укорила себя Маруся. – Разве, кроме еды, вспомнить нечего? Вот хоть Арзамас, Талочку, Олечку с Катюшкой…»

Она даже опомниться не успела, как после возвращения Аркадия с Тамбовщины оказалась в городе его детства. С самой весны ждала своего краскома в Воронеже, сомневалась, гадала – приедет он за ней или нет. К концу лета уж и надеяться перестала, а он вдруг раз – и объявился. Изменился за время их разлуки здорово: похудел, повзрослел, вытянулся еще больше. Лицо осунулось и выглядело постаревшим и усталым. Только в светло-голубых глазах его, как и прежде, играли задорные мальчишеские огоньки.

– Собирайся, завтра в Арзамас поедем, – после радостных объятий, Марусиных ахов и охов, распорядился Аркадий. – С семьей тебя познакомлю. Мать как раз из Туркестана вернулась.

– Прямо завтра? А почему так скоро? – удивилась Маруся. – Я и собраться не успею.

– Успеешь. Вещей много не бери, только самое необходимое. А скоро – потому что некогда мне прохлаждаться, домой заскочу и за новым назначением в Москву поеду. А там уж – как получится: куда направят, туда и двинемся. Не везде еще бандитские шайки разбиты, есть еще у Красной армии работа…

В Арзамасе их встретили тепло и радостно. Никто из Голиковых не удивился, что Аркадий приехал не один. Видно, он писал домой о своей будущей жене. Марусе, правда, показалось, что на лице Натальи Аркадьевны во время их знакомства мелькнуло что-то похожее на недовольство, но Аркадий ее успокоил: