Гайда!

– Ну, конечно! Только тогда ты то же самое про своего сахарозаводчика говорила, – вскипел Петр Исидорович. – И где он теперь, этот твой красавчик, сын дворянский? А сейчас-то ты почему до простого монтера снизошла? А, Наташа? Или теперь все поменялось – рабоче-крестьянское происхождение больше ценится?

– Ну, причем здесь происхождение! – возмутилась Наталья Аркадьевна. – Кстати, он уже не монтер, а партийной работой занимается. Но не в этом дело, Петя. Это все не важно. Важно только одно – мы с Шурой любим друг друга.

Какое-то время оба молчали. Потом Аркадий снова услышал голос матери. Она говорила тихо и ласково:

– Петя, пойми ты, наконец, что прежней жизни у нас уже не будет. Ну, не становись же врагом по отношению ко мне, ведь никто, никто в целом свете не желает тебе счастья так, как я. Ты тоже еще не старый, еще встретишь и полюбишь другую женщину, и вы будете счастливы, поверь мне.

«Бедный, бедный мой папочка… Что же с ним теперь будет? Как ему жить дальше?» – подумал Аркаша и осторожно, чтобы его шаги не услышали родители, вернулся в гостиную.

Ночью он долго не мог заснуть – все думал, что это за сахарозаводчик такой, из-за которого, оказывается, еще десять лет назад их семья чуть было не разрушилась. Ни мать, ни отец никогда об этом не говорили и не вспоминали. Сам он тогда был слишком маленьким и ничего помнить не мог. Ну, разве что, день, когда все они покидали Льгов. В памяти Аркаши – уже в который раз! – возникло купе поезда с накрахмаленными занавесками на окнах и лица сидящих в нем родителей: лицо мамы с холодным, потухшим взглядом и словно застывшее лицо отца.

Теперь он знал точно – это был не сон.

8.

К середине июля жара спала. На днях прошел сильный ливень, после чего температура воздуха даже в разгар дня не дотягивала и до двадцати градусов. Выйдя во двор, Аркаша поежился – с утра на улице было довольно свежо, – но возвращаться за курточкой не стал. Он уже почти дошел до калитки, как услышал позади себя знакомый голос:

– Аркаш, подожди минуточку.

Это была Шура – дочка Татьяны Ивановны и Ивана Павловича Бабайкиных.

Аркаша остановился и обернулся. Шура быстрым шагом шла к нему от своего дома. Пронесшийся навстречу девушке внезапный порыв ветра откинул назад копну ее русых волос, открыв высокий лоб и темные, похожие на два маленьких полумесяца брови.

Взгляд, который Шура метнула на Аркадия из-под этих полумесяцев, ему не понравился: словно молнии сверкнули из ее сердитых глаз.

– Колю арестовали! – с ходу выпалила девушка.

– Какого Колю? – не понял Аркаша.

– Какого-какого! Нашего Колю, брата моего двоюродного! Забыл, что ли? – накинулась на него Шура.

– Как арестовали? За что? – сообразив, о ком идет речь, удивился Аркаша.

Поселившись на Новоплотинной в доме, который они арендовали у Бабайкиных, Голиковы не сразу разобрались, кто из них кем приходится друг другу. Теперь-то Аркадий знал, что Шура имела в виду старшего сына Николая Павловича Бабайкина, родного брата ее отца.

Сыновей у Николая Павловича было двое – Николай и Александр. Когда Аркашина семья перебралась в Арзамас, они были уже взрослыми людьми и, естественно, никаких дел с подрастающим поколением не имели. А вот их младшие сестры быстро нашли общий язык с Аркашей и Талей.

– Будто ты не знаешь, за что сейчас людей арестовывают! – продолжала негодовать Шура. – За контрреволюционную деятельность, за что же еще! Да, ему не нравится новая власть. Но это что – преступление? Разве человек не может иметь свое мнение? Почему за это надо арестовывать, как грабителей и убийц? Он ведь ничего плохого не сделал!

– А что он против Советской власти имеет? – проигнорировав вопросы девушки, в свою очередь, возмутился Аркадий. – Чем она ему не угодила?

– Не знаю, чем она ему не угодила, – немного сбавила тон Шура, – я в политику не лезу, но нельзя арестовывать людей за то, что у них есть собственное мнение. Кстати, не один Коля новую власть осуждает. Я слышала, что люди говорят: конституцию под себя состряпали, левых эсеров разогнали. Многие недовольны этим вашим съездом!

– Недовольны одни буржуи! – еще сильнее возмутился Аркадий. – Потому что им на хвост наступили!

После этих слов он резко развернулся и, выйдя со двора, с громким стуком захлопнул за собой калитку. Настроение было испорчено.

«Конституция им не нравится! – быстро шагая в сторону улицы Сальникова, негодовал Аркадий. – Не нравится, что Съезд Советов узаконил власть рабочих и крестьян, установил их диктатуру, чтобы всех буржуев раздавить? Еще бы такая конституция понравилась тем, кто всю жизнь на чужом горбу ездил!»

Он немного замедлил шаг, вспоминая, по поводу чего еще выражала недовольство Шура. Вспомнил – она говорила о левых эсерах. Ну, тут вообще все ясно! Если бы Шурка читала советские газеты, то по-другому смотрела бы на некоторые события. Мятежу этих предателей «Известия» посвятили целую страницу!