Гайдзин

Хирага выпил свой горячий чай, плотнее запахнулся в одеяло и притворился, что раздумывает, благодарный, что Такэда склоняется на его сторону.

– Если бы я мог передвигаться по Поселению, как обычно, Акимото и я могли бы разместить зажигательные заряды за три дня – четыре у меня уже готовы, я спрятал их в своем доме в деревне, – сказал он, приукрашивая рассказ. – Нам понадобится примерно шесть, лучше всего было бы восемь: по одному в каждое из двухэтажных зданий, они деревянные, сухие, как трут, едва не сгорели при последнем землетрясении; потом в дом предводителя гайдзинов; в соседний дом; три-четыре в Пьяном Городе; по одному в каждую церковь. В поднявшейся неразберихе мы сможем ускользнуть на нашей лодке в Эдо.

– Сколько времени это займет? – спросил Кацумата еще более грубо, и два его собеседника встревоженно пошевелились. – Сколько дней. Сейчас ты не можешь «передвигаться, как обычно»?

– Я смогу ответить на это сразу же, как только узнаю, почему солдаты ищут меня, – сказал Хирага сквозь зубы. Мечи Кацуматы лежали рядом с ним, его собственные – на расстоянии вытянутой руки. Едва лишь появившись здесь, он попросил у Райко мечи, которые он отдал ей на сохранение на случай, если им внезапно придется бежать через стены и рисовые поля позади Ёсивары. Они единодушно решили, что прятаться в подземном ходе было слишком рискованно. – Такэда?

– Я предлагаю подождать, пока мы не узнаем, почему вас разыскивают. Тогда мы сможем выработать окончательный план, сэнсэй, но если бы мы могли сделать все, как говорит Хирага, я бы высказался за это.

– Мы должны напасть завтра. Это и есть наш окончательный план.

В голове у Хираги прояснилось, и он забросил наживку.

– Если бы мы смогли осуществить обе вещи, потопить корабль и сжечь Поселение, это было бы лучше всего, – сказал он, чтобы задобрить Кацумату. – Это могло бы стать возможным, если бы мы все тщательно продумали, но нам понадобятся еще люди. Еще несколько человек, сэнсэй, – добавил он, используя это уважительное обращение, которого до сих пор избегал, чтобы еще больше польстить ему. – Мы могли бы вызвать троих из Эдо. Такэда мог бы пойти туда, его там не знают, он мог бы привести их с собой через три-четыре дня. Я здесь человек меченый и должен скрываться до самого нападения. Вы поведете нас против корабля – я могу объяснить остальным, где разместить зажигательные заряды, по-прежнему могу показать, куда идти и как это сделать.

– Это хороший план, сэнсэй, – сказал Такэда, ухватившийся за возможность бежать морем – участие в нападении самоубийц его никогда не прельщало. – Я отправлюсь в Эдо и разыщу этих людей.

– Тебя схватят, – произнес Кацумата, его губы вытянулись в тонкую линию. – Ты никогда не был в Эдо, не знаешь улиц, не знаешь, куда пойти. Тебя схватят.

Его ярость была готова прорваться наружу, ибо он не мог осуществить свой план в одиночку и нуждался в этих двух или других людях, а без общего согласия ничего нельзя было достичь. Если кому-то и следует идти за подмогой, то это должен быть он. Такая мысль не была ему неприятна, ибо здесь ему не нравилось, слишком мало путей для отступления, слишком мало мест, где можно спрятаться, – в безопасности он чувствовал себя только в Киото, или в Осаке, или в Эдо, или дома в Кагосиме. «И-и-и-и, было бы хорошо снова увидеть свой дом и семью. Но они должны подождать», – подумал он и укрепил свое сердце.

– Сонно-дзёи должно идти вперед, Ёси должен быть повержен…

В один миг все трое схватились за рукоятки мечей. На дверь-сёдзи снаружи легли чьи-то тени.

– Кацумата-сама? – Это была Райко. – Со мной прислужница.

– Пожалуйста, войдите.

Увидев, что это действительно она, они расслабили мышцы и успокоились. Она поклонилась, прислужница тоже, сиси поклонились в ответ.

– Расскажи им, Цуки-тян, – обратилась она к девушке.

– Я отправилась в дом сёи, господа. Он сказал, что Акимото-сама был доставлен к главному гайдзину, а через короткое время его отвели в их тюрьму. Пока что было невозможно поговорить с ним, но когда его будут кормить, еду относит один из наших людей, мы сможем узнать больше.

– Хорошо. Его избили и волокли за руки? – спросил Кацумата.

– Нет, повелитель, ни то ни другое, повелитель.

– Не избили, ты уверена?

– Сёя тоже был удивлен, повелитель. Акимото-сама насвистывал и пел, и люди слышали, как он произнес, выдавая это за деревенскую песню: «Кто-то предал кого-то».

– То же самое он выкрикивал и в деревне, – мрачно сказал Хирага. – Что еще сказал сёя?

– Сёя говорит, что просит прощения, он не знает пока, почему солдаты ищут вас. Солдаты по-прежнему там. Как только он узнает причину, он пришлет кого-нибудь сообщить.

– Спасибо, Цуки-тян, – сказала Райко и отпустила ее.

– Если его не избили, – заметил Кацумата, – он, должно быть, выдал им то, что они хотели знать, и они заточили его в тюрьму, чтобы защитить от тебя.

– Нет. Он ничего им не скажет, – возразил Хирага.

Мысли его были заняты другим: кто предатель? Он бросил быстрый взгляд на Райко.