В конце концов он пришел в кабинет. Еще не рассвело. Тысяча чертей, он провел в размышлениях все утро, и вот теперь ему предстоит разбираться с двумя женщинами, черт бы их побрал.
– Послушай, Морин, мне жаль, что я соврал, – смущенно пробормотал он, – но… ну, я не знаю, что еще тут можно сказать.
– Не расстраивайся так сильно, такие вещи случаются. – Она улыбнулась.
– А? Так ты не взбе… извини, так ты не сердишься?
– Нет, дружок, не в этот раз, – ответила она благожелательно, – не раньше, чем мы закончим маленький разговорчик.
Он не уловил ни в ее голосе, ни в манере никакой угрозы, она все так же нежно держала его под руку, и тем не менее в самой глубине его существа неведомый голос истошно завопил об опасности, предупреждая его: ради всего святого, придержи язык, не говори ничего.
– «Маленький разговорчик»? – услышал он словно издалека заданный им вопрос.
– Да. – И с этим словом вокруг разом настала оглушительная тишина, хотя ветер все так же громко стучал черепицей и оконными ставнями, звонили церковные колокола, из гавани доносились гудки пароходов, где-то лаяли собаки.
«Придержи язык, в этих переговорах игру ведут двое», – предостерег он себя.
– Ты сказала «да»? Что это значит?
– Я узнала про Ёсивару на пароходе. – Она не стала продолжать, и он тут же заглотил наживку.
– Это Горнт рассказал тебе? Или Хоуг? Это был он? Этот идиот.
– Нет, это был твой распрекрасный капитан Стронгбоу, и доктор Хоуг не идиот, друг мой. Я спросила у Стронгбоу, как вам удается сохранять рассудок, живя без дамского общества, так же ли у вас все, как в Индии или в Китае? – Она рассмеялась, вспомнив, как трудно ей было вызвать его на откровенный разговор. «Виски творит чудеса», – подумала она, благословляя отца за то, что он научил ее пить, когда необходимо. – Я думаю, ваша Ёсивара – весьма разумное решение.
Ему захотелось спросить: «Вот как?» На этот раз он не произнес ни слова. Ее молчание мучило его. Когда она почувствовала себя готовой, она сказала:
– Завтра воскресенье.
У него голова пошла кругом от такого неожиданного продолжения.
– Да, я… да, полагаю, что да, воскресенье, а что?
– Сегодня в полдень, я подумала, мы могли бы пойти к преподобному Твиту, надеюсь, он не такой глупый, как его имя[45]
, и нам следовало бы попросить его огласить имена лиц, предполагающих вступить в брак.Он заморгал:
– Что?
– Ну да, имена, Джейми. – Она расхохоталась. – Ты не забыл, что их должны читать три воскресенья подряд, нет?
– Но я же говорил, что послал тебе письмо и написал, что…
– Это было, когда я была там, но меня там больше нет, я здесь, и я люблю тебя, – сказала она, замолчала, подняла глаза на него, увидела, как он хорош собой – воплощение всего, чего она желала в жизни, и в один миг все ее самообладание унеслось, как пух, гонимый ветром. – Джейми, дорогой, мы помолвлены, и я считаю, что нам следует пожениться, потому что я буду самой лучшей женой из всех, какие только были на свете, я обещаю, обещаю, обещаю, и не просто потому, что я здесь, я полюбила тебя с первого мгновения, а сейчас самое чудесное время, чтобы обвенчаться, я знаю это. Я уеду, вернусь в Шотландию и никогда… если ты хочешь, чтобы я уехала, я уеду со следующим же пароходом, но я люблю тебя, Джейми. Я клянусь, что уеду, если ты этого хочешь! – На глаза против воли навернулись слезы, и она смахнула их рукой. – Извини, это от ветра, дружок. – Но ветер здесь был ни при чем, все притворство исчезло, душа ее раскрылась и обнажилась перед ним. – Я просто люблю тебя, Джейми…
Его руки обняли ее, она зарылась лицом в его плечо, и слезы покатились градом, она чувствовала себя так ужасно, как еще никогда не чувствовала, отчаянно желая его любви.
Когда ее ужас отступил перед теплотой его объятий, она услышала его нежный, заботливый голос, мешавшийся с ветром и шумом прибоя. Он говорил ей, что любит ее и хочет, чтобы она была счастлива, и не тревожилась, и не грустила, но сегодня было бы слишком рано, ему предстоит столько работы в новой компании, ведь это так трудно – начать свое дело и не дать ему зачахнуть.
– Не беспокойся о своей новой компании, Джейми, миссис Струан сказала, что она… – Морин в ужасе замолчала. Она не собиралась говорить ему, но теперь было уже слишком поздно: она почувствовала, как его руки напряглись, и он отстранил ее от себя.
– Она сказала – что?
– Да так, ничего. Давай…
– Что она тебе сказала? Что?.. – Его лицо было мрачным, взгляд – пронизывающим. – Она сказала тебе, что посылает мне деньги?
– Нет. Нет, не говорила… Она сказала… Она просто сказала, что ты хорошо умеешь торговать и тебя ждет успех. Давай поедим, я уми…
– Что она сказала? В точности.
– Я тебе ответила. Давай пойдем обе…
– Скажи мне, что она говорила, клянусь Господом! Скажи мне правду, слово в слово! Она сказала тебе о деньгах, не так ли?
– Нет, не совсем. – Она отвернулась, злясь на себя.
– Правду! – Он взял ее за плечи. – Ну!