Гайдзин. Том 2

К вечеру погода испортилась, но это не подмочило настроения гостей Малкольма. Главная столовая фактории Струанов была построена специально для таких торжеств, и в сравнении с ней любые другие подобные помещения в Поселении, исключая разве что клуб, выглядели тесными каморками. Сверкающее серебро, хрустальные бокалы, тончайший пекинский фарфор, более тридцати гостей в вечерних платьях или парадных мундирах. Хоуг не принял приглашения, у него был жар.

Ужин по обыкновению был непомерным и в конце концов закончился. Сейчас, под одобрительный гул, длинный стол отодвинули к стене – случай редкий, но почти обязательный, когда присутствовала Анжелика: всем гостям хотелось танцевать с ней. Кроме Джейми, но только в этот вечер. По предварительной договоренности с Малкольмом Джейми незаметно удалился, пока все суетились, переставляя стол:

– Извини, но мне что-то не особенно хочется танцевать, я тихонько выскользну, тайпэн.

– Мы оба поклялись забыть на сегодня о катере.

– Дело не в этом, просто хочу собраться с мыслями.

Сегодня Анжелика была единственной леди на вечере, две других, как и Хоуг, с сожалением известили Малкольма о плохом самочувствии, поэтому, постоянно сменяя кавалеров, она кружилась в волнующих кровь ритмах вальсов и полек, исполняемых Андре Посеном на рояле, который под гром аплодисментов был доставлен сюда весной. По заведенному обычаю она танцевала один танец с каждым гостем, после каждых четырех танцев могла отдохнуть и могла перестать танцевать в любой момент по своему желанию. Ее лицо лучилось, она была в новом платье из красного и зеленого шелка, но ее кринолин был меньше обычного, что подчеркивало ее осиную талию и высокую грудь. Вырез платья едва прикрывал соски, как того требовала парижская мода; отсутствовавшие священники в голос осуждали подобное бесстыдство, зато каждый мужчина в зале пожирал ее глазами.

– Довольно, mes amis,[2] – сказала она по истечении часа под стоны и мольбы тех, кто еще не получил своего танца, и вернулась к Малкольму, обмахиваясь веером, разгоряченная и возбужденная.

Он сидел в огромном кресле резного дуба во главе стола, размякший от вина и бренди. Ему нравилось наблюдать за нею в танце, как и любому другому, хотя, как всегда, его глубоко огорчало то, что он не потребовал для себя первый танец или не потребует последний, положенные ему по праву жениха и хозяина. Раньше он был великолепным танцором.

Она присела на подлокотник кресла. Его рука легко обвила ее талию, ее – легла ему на плечи.

– Ты танцуешь божественно, Эйнджел.

– Ни один из них не сравнится с тобой, – прошептала она. – Это было первое, что привлекло меня в тебе, и, мой сказочный принц…

Радостные крики прервали ее. К ее смущению и досаде, пальцы Андре медленно и соблазнительно начали первые аккорды канкана. По настоящему раздраженная, Анжелика мотнула головой и не тронулась с места.

К ее удивлению, и под восторженный рев гостей, в центр круга вышли Паллидар и Марлоу. Поверх их мундиров были повязаны полотенца на манер дамских юбок. Заводная музыка набирала темп, и оба начали уморительно смешно пародировать этот танец, ставший скандалом всего цивилизованного мира, не считая Парижа, все быстрее и быстрее, задирая импровизированные юбки все выше и выше, выбрасывая ноги под несмолкающие крики захлебывавшихся от веселья зрителей, кулаками отбивавших ритм по своим столам, пока оба отважных офицера, с красными лицами, вспотевшие в тесных мундирах, не попробовали сесть на шпагат и не повалились кучей среди бури восторга, криков «анкор, анкор» и оглушительных рукоплесканий.

Хохоча вместе со всеми, Малкольм милостиво отпустил ее, и она подошла к танцорам, помогла им подняться, поздравляя их и благодаря за доставленное удовольствие.

Паллидар, часто дыша, изобразил мучительный стон.

– Кажется, моя спина уже навсегда вышла из строя.

– Шампанского для армии и рома для флота! – выкликнула она, взяла обоих под руку и подвела к Малкольму, чтобы он тоже похвалил их. Она улыбнулась ему. – Канкан не для меня, а, дорогой?

– О, это было бы слишком.

– Готов поручиться, – сказал Марлоу.

– Да уж, – кивнул Малкольм, приятно возбужденный, деля с ней улыбку, значение которой было понятно им одним.